Приводим здесь следующие письма.

«Почтеннейший брат, Алексей Петрович!

Ради бога употребите старание ваше к умножению партий в окрестностях Вязьмы и Дорогобужа или к усилению моего отряда. Орда казаков, прибывшая к армии, более затрудняет ее, нежели приносит ей пользу. Дабы не изнурить наших регулярных, так сказать, легких войск, довольно будет оставить несколько казачьих полков на аванпостах, прочие же должно употребить на большую Смоленскую дорогу к Вязьме и Дорогобужу.

Я не о себе хлопочу, теперь о себе хлопотать не время, но, ей-ей, я ходатайствую о том, имея лишь в виду общую пользу. Если не находят меня способным к исполнению всего мною предлагаемого, то пусть пришлют партизана с лучшими способностями и с сильнейшим отрядом, и я с удовольствием пойду к нему под начальство, хотя бы он был моложе меня по службе.

Денис Давыдов».

«Любезнейший брат!

Ты не худо делаешь, что иногда пишешь ко мне, ибо я о заслугах других всегда кричать умею… Мы ожидаем неприятеля; войска будут драться с ожесточением и будут уметь мстить за взятие Москвы. Озлобление ужасное! Если неприятель будет маневрировать, то мы его непременно атакуем, так по крайней мере говорят старшие! Партизаны наши открыли партию пленных наших, следующую по Смоленской дороге, в числе 1500 человек. Их прикрывают два орудия и 200 человек несчастных вестфальцев; надеемся, что ты ее не пропустишь. Дерзни, любезный брат: в этом случае пленные помогут тебе! Партизаны распространили ужас по Смоленской дороге, неприятель дрожит за свои сообщения. Прощай!

Твой верный брат Алексей Ермолов».

«Милостивый государь мой, Алексей Петрович!

Представление ваше и оригинальное г-на генерал-майора Паскевича к вам я получил. Отдавая оным и с моей стороны должную справедливость, еще и более, и какое сделаю представление к его светлости, вы увидите, и вас, сколь возможно, к достоинству вашему, в оном побраню.

По дружбе вашей, извещаю вас: вчерашнего числа Бог даровал нам победу над вице-королем Италийским Евгением. На дороге, идущей от Дорогобужа на Духовщину, при деревне Марковой, побито и в плен взято довольно, в сию пору еще не сделано, в рассуждении дурной погоды и рассеянности оных, верного счета. Орудий артиллерии взято точно более десяти с ящиками, но полагаю гораздо более; ибо как сие было в разных местах, то верного и определительного числа неизвестно по сие время. Сам вице-король чуть-чуть два раза не попался, как пленные офицеры показывают, которых взяли близ самого его.

Пребываю к вам с истинным моим почтением и преданностию навсегда и непременно.

Вашего превосходительства покорнейший слуга,

Матвей Платов.

27 октября 1812 года. Д. Манторово».

Давыдов сообщает здесь опять много любопытных подробностей:

«Ермолов, следуя после Малоярославского сражения с войсками Милорадовича, отдавал именем Кутузова приказы по отряду; отправляя его, Кутузов сказал ему: «Голубчик, не все можно писать в рапортах, извещай меня о важнейшем записками». Милорадович, имея под своим начальством 2 пехотных и 2 кавалерийских корпуса, мог легко отрезать арьергард или другую часть французской армии. Ермолов приказал потому, именем Кутузова, соблюдать головным войскам возможную тишину и порядок, дабы не встревожить неприятеля, который мог бы расположиться вблизи на ночлег. Однажды главные силы французов оставались для ночлега близ корпуса принца Евгения Виртембергского, у самой дороги, по обеим сторонам которой тянулись насыпи. Эта узкая и длинная дорога, значительно испортившаяся вследствие продолжительных дождей, представляла как бы дефиле, чрез которое неприятелю и нам надлежало следовать. Войска бесстрашного принца Виртембергского, всегда находившегося при головных своих полках, открыли сильный огонь против неприятеля, который, снявшись с позиции, двинулся поспешно далее в ужаснейшем беспорядке; это лишило нас возможности, атаковав его на рассвете, отрезать какую-либо колонну.

Французы, побросав на дороге много орудий, значительно задержали тем наши войска, которые были вынуждены заняться на другой день в продолжении нескольких часов расчищением пути, по коему им надлежало продолжать свое дальнейшее движение. Милорадович ограничился лишь весьма легким замечанием принцу, но Ермолов объявил ему именем Кутузова весьма строгий выговор.

Ермолов просил не раз Кутузова спешить с главною армией к Вязьме и вступить в этот город не позже 22 ноября; я видел у него записку, писанную рукою Толя, следующего содержания: «Мы бы давно явились в Вязьму, если бы получали от вас более частые уведомления и с казаками более исправными; мы будем 21-го близ Вязьмы».

Князь, рассчитывавший, что он может довершить гибель французов, не подвергая поражению собственных войск, продвигался весьма медленно; хотя он 21-го находился близ Вязьмы, но, остановившись за 8 верст до города, он не решился приблизиться к нему… он выслал к этому городу гвардейскую кавалерию с генерал-адъютантом Уваровым, который, чтобы не подвергать батарею Козена напрасной потере, отвел ее назад, ограничившись ничтожною канонадой по городу через речку.

Федор Петрович Уваров, отличавшийся рыцарским благородством и мужеством, пользовался всегда полным благоволением государя, которому он не раз говаривал: «Выслушайте, ваше величество, со вниманием все то, что я вам скажу; это принадлежит не мне, а людям, несравненно меня умнейшим». Ермолов, потеряв весьма много по службе в последние годы царствования императора Павла, был даже несколько старее в чине Уварова и князя Багратиона во время штурма Праги в 1794 году; они были потому в близких между собою сношениях, и во время Отечественной войны Уваров не раз говаривал Ермолову: «Мне скучно, ты меня сегодня еще не приласкал».

Прибыв из отряда Милорадовича в главную квартиру, находившуюся в Елене, Ермолов застал Кутузова и Беннигсена за завтраком; он долго и тщетно убеждал князя преследовать неприятеля с большею настойчивостью. При известии о том, что, по донесениям партизанов, Наполеон с гвардией уже близ Красного, лицо Кутузова просияло от удовольствия, и он сказал ему: «Голубчик, не хочешь ли позавтракать?» Во время завтрака Ермолов просил Беннигсена, на коленях которого он не раз в детстве сиживал, поддержать его, но этот генерал упорно молчал. Когда князь вышел из комнаты, Бенниг-сен сказал ему: «Любезный Ермолов, если б я тебя не знал с детства, я бы имел полное право думать, что ты не желаешь наступления; мои отношения к фельдмаршалу таковы, что мне достаточно одобрить твой совет, чтобы князь никогда ему не последовал».

Обратимся снова к рассказу Ермолова.

«Фельдмаршал Кутузов представил государю сражение при Красном генеральною баталией, продолжавшеюся несколько дней, уничтожившею силы неприятеля… Он не отвергал возможности (при Березине) взять и самого Наполеона. Баталия при Красном состоит из частных сражений нескольких корпусов, разделенных силами действовавших сражений, не в одно время происшедших, и тогда как весьма многие части армии не имели ни малейшего в деле участия.