— Да.

— Солтер, здесь необходим личный контакт. Мы должны подписать договор с обоими Таппоками, йодного из них нужно привезти на банкет в четверг. А для этого, Солтер, вам придется съездить в деревню и встретиться с первым Таппоком. Я возьму на себя второго.

— В деревню?

— Да, сегодня же.

— Но я не могу сегодня!

— Значит, завтра.

— Вы считаете, это в самом деле необходимо?

— В противном случае нам придется рассказать лорду Копперу правду.

Мистер Солтер содрогнулся.

— А может, будет лучше, — сказал он, — если в деревню поедете вы?

— Нет, я встречусь с Таппоком-писателем и подсуну ему контракт.

— Чтобы он уехал подальше…

— Или приехал на банкет. А вы предложите своему любые разумные условия — чтобы только молчал.

— Любые разумные условия.

— Уолтер, старина, что с вами?

— Ничего. Просто… я не люблю путешествий.

Он выпил крепкого чая и, собравшись с духом, позвонил советнику по иностранным делам, чтобы узнать, как добраться до Таппок-магна.

Когда в 1914 году началась война, дядя Родерик призвал родственников помочь фронту.

— Возраст не позволяет нам служить в действующей армии, но мы должны сделать все, что в наших силах. Надо сократить расходы.

— Почему? — спросила тетя Энн.

— Во имя национальных интересов и патриотизма.

— Но если мы станем жить плохо, немцам от этого будет только лучше. Именно этого они и хотят.

— Нужно все отдавать фронту, — сказала мать Уильяма.

Споры продолжались несколько дней, потому что каждая из предлагаемых мер экономии больно задевала кого-нибудь из членов семьи. В конце концов было решено пожертвовать телефоном, и тетя Энн потом с горечью вспоминала, как «мой племянник Родерик выиграл войну, отрезав меня от немногих оставшихся в живых друзей». С тех пор телефонную связь не восстанавливали. Старомодный ящик красного дерева по-прежнему стоял внизу под лестницей, пыльный и молчаливый, и телеграммы, приходившие в деревню вечером, доставлялись на следующий день с утренней почтой. Вот почему Уильям обнаружил телеграмму мистера Солтера возле своей тарелки, только когда спустился к завтраку.

За столом сидели его мать, Присцилла и трое дядьев. Сидели просто так, как это у них было принято после еды, не делая ровно ничего. Впрочем, Присцилла била ос, слетавшихся на мед в ее тарелке.

— Тебе телеграмма, — сказала мать. — Мы как раз думали: распечатать ее самим или отнести тебе наверх?

Уильям прочел:

НЕОБХОДИМА НЕМЕДЛЕННАЯ ВСТРЕЧА СРОЧНОМУ ДЕЛУ БУДУ ТАППОК-МАГНА ЗАВТРА ВЕЧЕРОМ ПОЕЗДОМ 6.10 СОЛТЕР.

Все прочитали телеграмму по очереди.

Миссис Таппок сказала:

— Кто такой мистер Солтер и какое у него может быть к нам срочное дело?

Дядя Родерик сказал:

— Ты должен отменить этот приезд. Дай ему телеграмму.

Дядя Теодор сказал:

— Я когда-то знал человека по имени Солтер, но это, наверное, не он.

Присцилла сказала:

— Насколько я понимаю, он собирается приехать сегодня. Телеграмма послана вчера.

— Это редактор международного отдела «Свиста», — объяснил Уильям, — я вам о нем говорил. Это он послал меня за границу.

— Самонадеянный тип, раз набивается в гости. Кстати, Родерик прав. Нам некуда его поместить.

— Можно отправить Присциллу переночевать к Колдикотам.

— Мне это нравится! — сказала Присцилла. — Почему бы не отправить Уильяма? Это же его друг.

Но это было нелогично.

— Да, — сказала миссис Таппок. — Присцилла может переночевать у Колдикотов.

— Завтра утром, — сказала Присцилла, — я должна быть на охоте совсем в другом месте. Я не могу требовать от леди Колдикот, чтобы меня в восемь утра отвезли за тридцать миль от ее дома.

И в течение часа все обсуждали, каким образом Присцилле лучше действовать. Переправить с вечера лошадь на ферму поблизости от места сбора? Или выехать от Колдикотов на рассвете, сесть на лошадь в Таппок-магна и проделать оставшийся путь верхом? А может, позаимствовать у майора Уоткинса прицеп, привезти на нем лошадь к Колдикотам, утром таким же образом вернуться к майору Уоткинсу и скакать уже от него? И если она возьмет семейный автомобиль у тети Энн и прицеп у майора Уоткинса, одолжит ли ей леди Колдикот свой автомобиль, чтобы вернуть прицеп майору Уоткинсу? Позволит ли тетя Энн взять автомобиль на ночь? Заметит ли она его отсутствие, если воспользоваться им без разрешения? Вопрос обсуждался со всех сторон, детально и запальчиво. О мистере Солтере и цели его визита не было сказано ни слова.

В тот вечер, чуть позже означенного в расписании времени, мистер Солтер вышел на платформу станции Таппок-холл. Часом раньше он пересел в Таунтоне с лондонского экспресса на поезд, который, как он втайне полагал, существует только в воображении его балканских корреспондентов: в нем был один-единственный вагон, больше напоминавший трамвай, который рывками продвигался за паровозом по таинственным, узким, безлюдным местам. Поезд останавливался восемь раз, и на каждой станции суматоха при входе и выходе сменялась долгой, молчаливой паузой, после которой все повторялось сначала. Входившие, вместо того чтобы скользнуть к своему месту, вжаться в угол и деликатно отгородиться от окружающих газетой, как поступают цивилизованные путешественники, тяжело плюхались рядом с мистером Солтером, беззастенчиво и некритично оглядывали его, уперев руки в колени, и вдруг сообщали свое мнение о погоде с дикцией, повергавшей его в изумление. Среди пассажиров были очень старые, негигиеничные мужчины и женщины, которых невозможно встретить в метро, ибо в городе таких, как они, сдают в богоугодные заведения. Среди них были женщины с множеством отвратительных, маленьких корзин и пакетов, которые они сваливали на сиденья. Одна из женщин поставила корзину с живой индейкой прямо под ноги мистеру Солтеру. Это было кошмарное путешествие.

И вот оно кончилось. Мистер Солтер снял с полки свой саквояж, зажатый с двух сторон подозрительными узлами, и вышел на платформу. Он был единственным, кто ехал до Таппок-холл, и предполагал, что его встретит Уильям, но на маленькой станции не было никого, кроме единственного носильщика, который, прислонившись плечом к кабине машиниста, общался с ним при помощи телепатических сигналов, и какого-то парня, по виду кретина, стоявшего у забора и ковырявшего краску мизинцем руки, который походил скорее на большой палец ноги. Поймав взгляд мистера Солтера, он опустил глаза и зловеще улыбнулся своим башмакам.