– Вполне, – сухо подтвердил Кроуз.

– Тогда Вам должно быть понятно и то, что частотный интервал между звуками, извлекаемыми при блокировании пальцами определённых отверстий должен оставаться всегда одним и тем же!

– По-моему, иначе и быть не может, – снова согласился инспектор.

– Вот! Всё это справедливо для обычной флейты, но только не для этой! Интервалы всегда разные, их выбирает сама флейта!

– Как такое возможно? – с сомнением спросил Кроуз, однако же, и в самом деле, заинтересовавшись таким неслыханным чудом.

– Слушайте.

Лемюэль Смит аккуратно и даже почтительно приложил мундштук к своим губам, прикрыл глаза и последовательно, через равные промежутки времени, перекрыл пальцами все пять отверстий.

– Запомнили? – послушник быстро открыл глаза, в них прыгали маленькие весёлые искорки.

Мелодию из пяти нот запомнить было нетрудно. Инспектор утвердительно кивнул.

– А теперь внимательно следите за тем, что будет дальше! – он снова прикрыл дрожащие от нетерпения веки и извлёк ещё пять последовательных звуков.

– Постойте, – изумился полицейский.

Мало того, что следующая музыкальная фраза, это было совершенно ясно слышно, отличалась от предыдущей, Кроузу показалось, она являлась вполне осмысленным продолжением первой! Послушник тут же подтвердил его догадку.

– Да, да, мистер Кроуз, она сама сочиняет музыку, – он глубокомысленно улыбался, глядя в глаза ошарашенному инспектору.

– И это, в самом деле, никакой не фокус?

– Хотите, попробуйте сами, – Смит с готовностью протёр мундштук своим не первой свежести носовым платком.

Однако Кроуз предпочёл в сложившейся ситуации поверить ему на слово, предоставив послушнику удивить его ещё раз. Сомнений не оставалось – чудесная флейта опять выдала новую музыкальную фразу, не смотря на то, что пальцы Лемюэля Смита, – полицейский внимательно следил за этим, – проделывали одно и ту же простую последовательность движений, закрывая все пять дырочек от мундштука до выходного отверстия.

– Невероятно. Но для чего наместник подарил Вам такую необычную флейту, мистер Смит?

– Этого я не знаю, – простодушно сознался коммивояжер, – укладывая подарок обратно в саквояж. – Единственное, что он сказал, благословляя меня в путь: «Помни: то, что ты берёшься разыскать, может быть найдено только чистыми помыслами сердца». В доказательство своих слов, Лемюэль Смит повторил эту фразу на одном из горных диалектов китайского так, как она некогда прозвучала из уст наместника.

Кроузу несказанно повезло. Английский фрагмент № 2 там, где Ся Бо повествовал о наблюдениях великого Сунь-Лу за игроками в «Камень – Ножницы – Бумагу» занимал ровно две страницы бухгалтерской книги. Таким образом, данный лист, исписанный с двух сторон, можно было просто аккуратно вырвать из рукописи. Об Универсальных Принципах Выигрыша Ся Бо писал с начала следующего листа. Конечно, в таком случае, вынужденно создавался определённый смысловой разрыв китайских фрагментов, о значении которого ему оставалось только догадываться. Но полицейского больше всего интересовали именно Универсальные Принципы Выигрыша, которых его, по неизвестным причинам, лишила наложившая на себя руки Ляо.

Едва только Смит упаковал свою волшебную флейту, Джозеф Кроуз раскрыл перед ним текст, с указанием того фрагмента, который следовало перевести. Своими пометками инспектор захватил неизвестный ему китайский отрывок немного до того места, где предположительно располагались «Принципы», и немного после. Всё это он постарался представить так, чтобы у послушника не возникло ни малейших подозрений в произвольности сделанного им в пользу данного фрагмента выбора. Ну, будто бы ему просто захотелось окончательно убедиться в профессиональной компетентности нового переводчика.

– Ты знаешь, дружище, по всей видимости, придётся всё-таки признать, что я погорячился насчёт Гальтона с его дактилоскопическими новшествами, – с какой-то неясной озабоченностью высказался коллега Томпсон, шелестя за столом бумагами.

– Боже мой! Что я слышу? – развеселился Кроуз. – Старина Томпсон откатал пальчики сотни, другой китайцев и убедился, что папиллярные узоры у них у всех разные?

– Ты не больно-то радуйся, Джозеф, – осадил его коллега Томпсон. – Похоже, я прибавлю тебе головной боли. Это касается дела о предполагаемом самоубийстве нашей переводчицы, которое, если мне не изменяет память, расследуешь именно ты, – он не глядя, ткнул в направлении Кроуза дымящейся сигарой.

– А что такое? – напрягся инспектор.

– А то, – устало пояснил коллега Томпсон, продолжая перебирать свои бумаги, – что на ноже я вообще не обнаружил никаких отпечатков.

– На том самом странном ноже, которым…

– Да, да, на том, которым она, якобы, перерезала себе горло.

– Что же ты молчал?! Я уже полчаса в кабинете! А ты вместо того, чтобы сообщить мне важную новость, пасьянсы из документов раскладываешь!

– Я не пасьянсы раскладываю, – обиделся коллега Томпсон, – я в отличие от вас, молодых, прежде, чем нестись сломя голову неизвестно куда и зачем, думаю! – он указал пальцем на свой выпуклый, нависший над припухшими глазами лоб.

– И о чём же ты думал? – стараясь успокоиться, спросил Кроуз.

– О том, зачем девчонке понадобилось сводить папиллярные узоры.

– Ты шутишь! – Джозеф Кроуз рванул галстук.

– Вовсе нет. Сходи к доктору Кинсли, он делал вскрытие и при осмотре тела обнаружил, что ладони рук и пальцы у трупа сильно обожжены, предположительно кислотой.

– Чёрт возьми! Почему я об этом узнаю последним?!

– Ты должен был обнаружить это сам! – крикнул коллега Томпсон, когда за Кроузом уже захлопывалась входная дверь. – Молодёжь! – мотнул головой старый сыщик и, не вынимая сигары изо рта, застучал двумя толстенными пальцами по клавишам печатной машинки «Адлер-рояль».

Доктор Кинсли сообщил Джозефу Кроузу, что вскрытие тела девушки удалось провести только накануне вечером, а до этого она несколько дней пролежала в новеньком адсорбционном холодильнике полицейского морга.

– Говорите, сводила кислотой?

– Я сказал: «сведены кислотой», – педантично поправил инспектора патологоанатом.

– Ну, да, разумеется, – согласился тот. – Можно взглянуть?

– Извольте, – доктор Кинсли не спеша подошёл к леденящему душу металлическому шкафу и привычным движением выдвинул наружу нижнюю полку.

Когда морозный туман рассеялся, Джозеф Кроуз увидел лежащую под простынёй, белоснежную, заиндевевшую Ляо (Кинсли обнажил мёртвое тело наполовину).

– Вот, полюбопытствуйте, – доктор не без труда развернул правую ладонь девушки для обозрения, – это очень было похоже на сильный, кислотный ожёг. Сейчас, по прошествии времени, конечно, картина поражения несколько изменилась.