у меня на руках осталось семь миллионов рублей вместо десяти. Основная часть выигрыша перешла к Наумову, мне очень сильно пришлось постараться, чтобы так вышло. Пусть он и слегка поддатый, но маг, нагло пользоваться магией разума не выйдет, он почувствует неладное. Вот и приходилось довольно сильно изворачиваться, сливая деньги и дожидаясь нужной раздачи.

«Чёрт, совсем времени нет, куча дел, а я тут хернёй маюсь. Пора заканчивать балаган», решил я, едва увидел в своих руках нужные карты.

Отложил их чуть-чуть в сторону и потёр переносицу, искренне веря, что Александр заметит этот жест. Ну не просто же так я его активно использовал, когда блефовал. Да и карты показывал во время проигрыша, якобы поясняя, как мало мне не хватило до нужной комбинации.

— Ставлю миллион! — заявил я, прикинув сумму, на которую согласился ответить Наумов. Хотя, учитывая, что у него в руке сразу два короля, он сразу и на «ва-банк» ответил бы.

— Принимаю, — заявил он, остальные же сбросили карты, осознав, что таких средств у него нет.

Первая раздача — на стол вываливается король, тройка и четвёрка. Опять тру переносицу. Чёрт, тут бы не перестараться, чтобы этот «гений» не задумался о происходящем.

— Ставлю два миллиона! — заявляет он под моё истинное удивление. Я-то думал, что он осторожно будет играть. Нет, тупо валит, закинув почти всё.

— Ва-банк, — заявляю я, добавляя немного неуверенности в голосе. Что ж, теперь посмотрим, хватит ли ему наглости попросить у меня что-нибудь в долг.

— Твою сумму я не смогу уравнять, а больше денег у меня нет… Не могу же я лишить тебя возможности такой куш сорвать! Кто одолжит мне четыре миллиона?! Верну с прибавкой! — нагло заявляет он.

Желающих, как ни странно, не оказалось. Даже я молчу.

— Князь, не выступите ли в роли благодетеля? Да и вам же самим интереснее будет… — о, уже на «вы», даже без «Артёмки».

— Да скучно, оказывается, в карты играть. Предлагаю другое пари. Приму вашу жизнь и служение мне до самой смерти за четыре миллиона…

— Четыре?! Так мало?! — вполне натурально возмутился Наумов, хотя я вижу, как в его голове работают мысли. Какое же там бешеное желание тут же согласиться на это предложение. Сдерживается лишь из-за потенциальной возможности срубить денег побольше.

Кстати, вот и ответ, может ли человек сам себя продать. Пусть пример и не лучший, зато вполне актуальный.

— Думаю, что этого хватит. Большего ты не стоишь, — сразу показалось, что немного переборщил с презрением.

Оказалось, что сделал всё правильно. Подобный ответ очень не понравился Наумову, поэтому он решил обязательно меня переиграть.

— Раз так… Согласен! Отвечаю, ставя на кон свою жизнь! — ухмыльнулся он, уже представляя, как обыграет меня.

Никаких больше представлений мне не потребовалось. Понятия не имею, какие тут правила, вроде сразу надо вскрываться, но Наумов это делать не стал, решив спрятать своих королей. Ну и ладно, я тоже свой туз с двойкой не покажу, пусть сидит и мечтает, как меня поставит на место.

Следующая карта — шестёрка. Всё, стрит собран, это понимает и крупье, который бросает сочувственный взгляд на Наумова. Александру не нравится, что происходит. Алкоголь выветривается из его разума, замечает, как на него смотрят, оценивает моё спокойствие. О, вот и руки задрожали, явно что-то понимает.

Последняя карта меня особо не волнует. Я знаю, что там — не король. Понимаю, что крупье не решится смухлевать, вытянув его из самого дна колоды. Да, так и есть. На стол ложится валет.

— Хочешь узнать, чего ты стоишь, Наумов? — усмехаюсь я, выкладывая туз на стол. — Двойки, — добиваю его, открывая последнюю карту.

— Я… Я… Этого… — ничего адекватного из уст Александра не вылетело.

Никто не радуется столь серьезной победе, лишь сочувственно смотрят на мужчину, который только-только начал осознавать, куда себя засунул. Не уверен, что суд примет в расчёт карточный долг, если я его прямо сейчас и прикончу. Так-то, в любом случае, смогу заплатить за нарушение закона. Дык Милану перед свадьбой расстраивать не хочется.

— Деньги на карточку верните. Пойдём, раб, нас с тобой ждёт очень долгий разговор.

Я поднялся, схватил этого идиота, который только и может, что беззвучно открывать рот, за шею, поставил на ноги и толкнул по направлению к выходу.

Нас никто не останавливал, лишь прибежал Серёга, который вернул карточку, заверив, что деньги уже на счёте. В мозгу Наумова яростно крутились шестерёнки, пытаясь придумать, как вылезти из той подставы, куда он сам себя засунул.

— Я не могу быть рабом, рабство давно запрещено! Я, к тому же, аристократ… — попытался было он вякнуть, но я резко осадил его, влепив поджопник, от которого он свалился прямо под дверь моего автомобиля.

— Рот закрой. Ты жив лишь из-за того, что я не хочу расстраивать Милану, — заявил ему, отворяя дверь.

Для этого пришлось отодвинуть стонущего Наумова. Самостоятельно подниматься он не хотел, опять схватил его за шею и затолкал в автомобиль. Что не говори — хорошо, когда у тебя личный водитель есть, а ведь я не думал его нанимать, это всё Алексей настоял. Молодец, надо будет ему благодарность объявить.

— Я требую обращаться со мной…

— Заткнись, — теперь я пробил ему в грудную клетку, чтобы сбить дыхание. Пусть помолчит немного, пока я пытаюсь успокоиться.

— У меня к тебе лишь один вопрос. С чего ты решил, что можешь распоряжаться моими деньгами, выдавая какие-то левые расписки? — о, вроде удалось проскрежетать зубами что-то членораздельное.

Давно такой ярости не ощущал, как сейчас. Наумов даже не подозревает, насколько он близок сейчас к смерти. Может догадываться, что ничего хорошего с ним не будет, но о тех фантазиях, что меня посетили, даже не думает.

— Мы… Же… Почти семья…

Удивительно, но он реально обиделся на происходящее. Он и в самом деле считал, что имеет право так делать. Действительно не может осознать, в чём причина моей ярости.

Тут даже я завис. Вот что мне ему сказать, если в нём есть подобное фундаментальное мнение? Сейчас — ничего. Бить не стал, вырубил его «Мозголомом» и потребовал от водителя завезти меня домой. На всякий случай ещё Милане набрал, уточнив, что она там.

— Не знаю я, что с ним делать. Если хочешь — можешь сама решить, отец-то твой. Даже слегка неловко себя чувствую, —