Суворов считал себя отстранённым на вторые роли и не мог побороть уныния.

Подоспели и семейные хлопоты. В марте 1791 г. Суворов занялся судьбой дочери. По окончании Смольного института («моим монастырем» называла Смольный Суворочка) Наталья Суворова вошла в стайку фрейлин императрицы. Суворов обеспокоился придворным будущим своей дочери и сразу после апокрифической размолвки с Потемкиным в письме Таврическому настаивал на устранении Наташи из дворца. Повреждённые нравы придворного общества не устраивали Суворова; побаивался он и влияния самого Потемкина, казавшегося Суворову отъявленным ловеласом. Вскоре Александру Васильевичу удалось исторгнуть Наташу из дворца; Суворочка поселилась в доме Хвостова, который пользовался безграничным доверием Суворова. Дмитрию Хвостову были посланы подробные предписания, как уберечь Наташу от дурных влияний, от мужского общества, как держаться на балах и т. п. Хлопоты Суворова по извлечению Наташи из придворного круга были восприняты в обществе как оскорбление императрицы. Но когда речь шла о принципиальных для Суворова вопросах морали, полководец не боялся показаться дерзким. Эта принципиальность стоила Суворову нескольких месяцев монаршего нерасположения, но придворную жизнь дочери полководец сравнивал аж с Бастилией… В переписке с Хвостовым скептическое отношение Суворова к дворцовым нравам выразилось во многих замечаниях, подчас — завуалированных, поданных в форме аллегорического намёка.

Тут нужно сделать небольшое отступление о Хвостове — как-никак ему адресованы самые откровенные письма Суворова! Дмитрий Иванович Хвостов — анекдотический персонаж истории русской литературы, и это по-своему почётная роль. Он — олицетворение метромании, страстной поэтической графомании. Когда у него случались крепкие строки — Воейков приговаривал: «Это он нечаянно промолвился!» Камер-юнкером он стал по протекции Суворова: острословы облюбовали реплику императрицы по этому поводу: «Если бы граф Суворов попросил — я бы его и камер-фрейлиной сделала!» Даже графский титул его вызывал улыбку: ведь это Суворов, освободитель Италии, выхлопотал ему Сардинского . Хвостов был не просто родственником великого полководца, он стал его лучшим другом. И это уже не потешная история! Ни с кем Суворов не был так откровенен, как с Хвостовым. Обиды на Потёмкина после Измаила, несогласие с павловским опруссачиванием армии, отчаяние во дни жестокой опалы — всё это Суворов напрямки излагал в письмах Хвостову. Он и скончается в доме Хвостова на набережной Крюкова канала. Но даже Суворов не считал Хвостова истинным поэтом. Современники так огульно зашикали Хвостова, что после смерти метромана его практически не переиздавали.

Добродушного, неглупого Хвостова Суворов считал надёжным товарищем и доверил ему дочь. Наташе он настоятельно советовал держаться подальше от «подруг, острых на язык», от мужчин («отвечай на похвалы их скромным молчанием»). В другой раз Суворов — сам острослов — напутствовал дочь: «Избегай людей, любящих блистать остроумием, по большей части это люди извращенных нравов». Выбирая жениха, Суворов также обращает внимание на нрав соискателей, на свойственные им моральные установки. Скажем прямо, и в те времена в таких вопросах обыкновенно преобладал практический расчёт — и Суворов со своим поиском «благонравного жениха» выглядел чудаком. Правда, в итоге он согласился на выгодную партию. В 1794 г., в дни наивысшей славы Суворова при дворе, Наталья Александровна вышла замуж за графа Николая Александровича Зубова (1763–1805), получившего позже особую известность как активного соучастника убийства Павла I. В 1794 г. он казался Суворову человеком добропорядочным, да и авторитет его всесильного брата, фаворита Екатерины Платона Зубова, мешал отнестись к кандидатуре жениха с обычной суворовской взыскательностью. Однако вскоре Суворов охладел к своему зятю. Он отозвал из дома Зубовых своего сына Аркадия и отдал его на воспитание другому своему родственнику, Дмитрию Хвостову, будущему графу Сардинскому. Дмитрий Иванович Хвостов (1757–1835) ещё не раз возникнет в нашем повествовании. Суворов никому так не доверял в последние годы жизни, как мужу своей любимой племянницы Аграфены Ивановны (в девичестве — Гончарова).

Из финских городов Суворов пишет Хвостову всё более доверительные и язвительные письма, в которых саркастически комментирует действия «колоссов» Потёмкина и Репнина. Суворов просил Хвостова уничтожать эти письма. Но Дмитрий Хвостов был человеком литературным, известным и в ХХI в. как «граф-графоман». Он гордился письмами Суворова, прекрасно понимал их историко-литературную ценность и однажды довёл дело до скандала. Конспиратор из Хвостова вышел слабоватый: что знал будущий граф Сардинский — то знала и кошка. Хвостов ознакомил с письмами Суворова подполковника Корицкого — своего друга. Вскоре письма попали в руки Турчанинова, Державина, наконец, Платона Зубова. Сведения об этом дошли и до Суворова, который обрушился на Дмитрия Хвостова со всей своей горячностью: «Мошенник! Глупая нянька!» Только кротость и простодушие позволили Хвостову восстановить расположение и доверие Суворова.

Несмотря на неблагоприятный эмоциональный фон, миссия в Финляндии требовала кропотливой работы. В 1788–1790 гг. Россия провела малозаметную, довольно успешную войну со шведами, после которой Стокгольм жаждал реванша. «Я желаю, чтобы вы съездили в Финляндию до самой шведской границы для спознания положений мест для обороны оной», — наказывала императрица. Суворов отправился на Карельский перешеек, где по реке Кюммене и озеру Сайма проходила граница империи. Впечатляет контраст между праздником в Таврическом дворце и черновой периферийной работой генерала Суворова. Там — пышные славословия, роскошь парадных залов, блестящий поток наград. Русские области Финляндии обороняли от беспокойных соседей-шведов крепости Кексгольм (современный Приозерск), Нейшлот, Вильманстранд, Фридрихсгам, Давидов и Выборг. Суворов следовал от крепости к крепости по весенней распутице. «Здесь снег, грязь, озёра со льдом, проезд тяжёл и не везде», — жаловался он в письме Турчанинову. Работал чуть ли не круглосуточно, порой — вовсе без сна, вникая в состояние крепостей, в гарнизонную жизнь и механику укреплений. Доклад Суворова Екатерина одобрила уже 25 июня. По предложению графа Рымникского было решено строить несколько новых крепостных укреплений. Кроме того, планировалось отремонтировать все крепости, а также суда и постройки Саймской озёрной флотилии. Там, где Суворов, — нет места волоките. План будет реализован.

Генерал-губернатор Я.А. Брюс получил повеление во всём содействовать миссии Суворова. Словом, тем же летом под руководством будущего фельдмаршала началась постройка укреплений в Финляндии. Строительство шло по-суворовски быстро и качественно. Обжиг извести и производство кирпича Суворов наладил прямо на Карельском перешейке. Невиданное дело: из выделенного бюджета Суворову удалось сэкономить ни много ни мало 93 рубля 47 копеек. Императрицу удовлетворяла работа Суворова, устраивало её и нахождение прославленного генерала поближе к шведской границе, подальше от столиц. И в начале июля, когда стало ясно, что строительство укреплений разворачивается споро, Екатерина поручила Суворову курировать строительство укреплений и порта в проливе Роченсальм. По старинной привычке вникая во всё (граф Рымникский вносил исправления в топографическую карту финских краёв), Суворов установил, что сообщение между крепостями Вильманстранд и Нейшлот отчасти проходит по шведским территориальным водам озера Саймы. В случае войны шведы могли бы в два счёта прекратить коммуникацию, поставив русские гарнизоны в отчаянное положение. И Суворов составляет проект строительства трёх небольших каналов, чтобы выйти из зависимости от шведских вод. Правительство поддержало проект Суворова и выделило ему 6000 рублей. В итоге было построено аж четыре канала, берега которых были укреплены не брёвнами, а надёжнейшим булыжным камнем «на мху». «Даст Бог, в будущее лето граница обеспечится лет на 100», — писал Суворов Турчанинову. На зиму Суворов остался в Карелии, готовясь к новому этапу строительства приграничных укреплений. Теперь он назывался «главнокомандующим Финляндской дивизией, Роченсальмским портом и Саймской флотилией».