Эрроухед – название, данное Мелвиллом ферме в Питтсвилле, купленной на деньги, ссуженные ему главным судьей; там он поселился с женой, сыном и сестрами. Миссис Мелвилл сообщает в своей обычной манере: «Писал роман “Моби Дик, или Белый кит” в неблагоприятных обстоятельствах – сидел за письменным столом до четырех часов, не притрагиваясь к бумаге, затем в темноте ездил верхом в деревню, поднимался рано и до завтрака гулял, иногда для разминки колол дрова. Весной 1853 года мы все беспокоились, как бы нервное напряжение не сказалось на его здоровье».

Обосновавшись в Эрроухеде, Мелвилл узнал, что по соседству живет Готорн. К старшему писателю он испытывал нечто похожее на страсть школьницы, страсть, которая, возможно, смущала этого сдержанного, эгоцентричного и не склонного демонстрировать свои чувства человека. Письма, которые слал Мелвилл, были полны пламенных чувств: «Теперь я покину мир счастливым, потому что знал Вас», – писал он в одном из них. «Знакомство с Вами убеждает меня больше, чем Библия, в нашем бессмертии». По вечерам Мелвилл часто ездил в Ред-Хаус в Леноксе, чтобы поговорить (недолго из-за быстрой утомляемости Готорна) о «судьбе, будущем и обо всем том, что лежит за пределами человеческого знания». Пока два писателя беседовали, миссис Готорн занималась рукоделием; в письме к матери она так описала Мелвилла: «Не уверена, что не считаю его великим человеком… У него чистое, доброе сердце, душа, ум; он живой до кончиков пальцев, серьезный, искренний и почтительный, очень нежный и скромный… И очень проницательный – просто удивительно, что его глаза небольшие и неглубокие. Кажется, он все вокруг замечает – как он это делает с такими маленькими глазками, не могу тебе объяснить. Зрение у него к тому же неострое, и вообще глаза самые непримечательные. Нос прямой и довольно красивый, рот выдает чувствительность и эмоциональность. Он высокий, стройный, вид у него свободного, отважного и мужественного человека. В разговоре он много жестикулирует, говорит пылко, ничего не замечая вокруг. Ни лоска, ни изысканности. Иногда его воодушевление угасает, и в глазах, которые я раскритиковала, воцаряется покой; затуманенный взгляд устремлен внутрь и в то же время заставляет тебя почувствовать, что в этот момент он прозревает все, что ждет его впереди. Странный, плывущий взгляд, но в нем удивительная власть. Он не проникает в тебя, а напротив, втягивает в себя»[69].

Готорны уехали из Ленокса, и дружба – пылкая и глубокая со стороны Мелвилла и спокойная со стороны несколько растерянного Готорна – пришла к концу. «Моби Дика» Мелвилл посвятил Готорну. До нас не дошло письмо Готорна, написанное после прочтения книги, но из ответа Мелвилла видно, что автор догадывается о негативном отношении старшего друга. Ни читатели, ни критики роман не приняли, а последовавшего за ним «Пьера» оценили еще хуже. Отзывы были уничижительные. Мелвилл почти ничего не заработал на этих книгах, а ведь на его руках, кроме жены, были два сына, две дочери и, по-видимому, три сестры. Мелвилл, судя по его письмам, не испытывал никакого желания хозяйствовать на своей земле, как не любил он убирать сено на ферме дядюшки в Питсфилде или выкапывать картофель на Эймео. Правда заключается в том, что ему никогда не нравился физический труд: «Видел бы ты мои руки! Четыре волдыря на ладони от мотыги и молотков за последние несколько дней. Сегодня дождливое утро, поэтому я в доме, и вся работа временно прекращена. Я в хорошем расположении духа…» Фермер с такими нежными руками вряд ли может рассчитывать на успех.

Его тесть, главный судья, время от времени оказывал семейству финансовую поддержку, и, будучи человеком разумным, помимо того, что был явно очень добрым, думается, именно он посоветовал Мелвиллу поискать другую возможность зарабатывать на жизнь. Чтобы добиться для него места консула, были пущены в ход все связи, но из этого ничего не вышло, и Мелвиллу оставалось только продолжать писать. Он чувствовал себя больным, и тут главный судья опять пришел на помощь: в 1856 году Мелвилл снова отправился за границу – на этот раз в Константинополь, Палестину, Грецию и Италию. По возвращении ему удалось кое-что заработать, читая лекции. В 1860 году он пустился в свое последнее плавание. Его младший брат Том командовал клипером «Метеор», участвующим в торговле с Китаем; на этом судне Мелвилл доплыл до Сан-Франциско; можно было ожидать, что былой дух авантюризма проснется в нем и не даст упустить возможность побывать на Дальнем Востоке, но по какой-то неизвестной причине – то ли он устал от брата, то ли брат – от него, но Мелвилл сошел с корабля в Сан-Франциско и поехал домой.

Главный судья умер. Несколько лет семья Мелвилла жила в большой бедности, и, наконец, в 1863 году, супруги решили покинуть Эрроухед. Они купили дом в Нью-Йорке у Аллена, преуспевающего брата Германа, а Эрроухед через систему частичных платежей перешел к брату. В доме 104 на 26-й улице Мелвилл прожил остаток своей жизни.

В то время, как пишет Раймонд Уивер, Мелвилл считал год удачным, если переводили сто долларов авторских отчислений за книги; в 1866 году ему, однако, удалось получить место инспектора в таможенном управлении, и дела семьи наладились. На следующий год старший сын Малколм застрелился у себя в комнате; так и осталось неизвестно, был ли это осознанный поступок или несчастный случай. Второй сын, Стэнвик, сбежал из дому и больше не давал о себе знать. Мелвилл двадцать лет занимал скромную должность в таможенном управлении, но потом его жена унаследовала деньги брата Сэмюеля, и он вышел в отставку. В 1878 году он напечатал за счет дядюшки Гансворта поэму в двадцать тысяч строк под названием «Кларель». Незадолго до своей кончины он написал или переписал небольшую повесть «Билли Бадд». В 1891 году он умер, всеми забытый. Ему было семьдесят два года.

Такова в кратком изложении жизнь Мелвилла, рассказанная его биографами, хотя очевидно, о многом они не говорят. Они обходят вниманием смерть Малколма и бегство из дома Стэнвика, как будто это несущественные события. Нет сомнений, когда восемнадцатилетний юноша застрелился, между миссис Мелвилл и ее братьями должна была идти переписка; можно только предположить, что семейное несчастье замалчивалось; да, к 1867 году о Мелвилле потихоньку забывали, но подобная трагедия должна была всколыхнуть память о нем, и какое-то упоминание появилось бы в газетах. И разве не проводили расследование обстоятельств его смерти? Если это самоубийство, то в чем причина? И почему Стэнвик сбежал из дому? Какова была домашняя жизнь, если он предпринял такой шаг, и почему в дальнейшем о нем ничего не слышно? Если исходить из факта, что на похоронах Мелвилла присутствовали только вдова и две ее дочери, единственные, как уверяют, оставшиеся в живых члены семьи, то можно заключить, что Стэнвик тоже умер. Миссис Мелвилл, насколько нам известно, была доброй и любящей матерью; странно, что она не предприняла никаких шагов, чтобы вступить в контакт с единственным оставшимся в живых сыном.

Согласно свидетельствам, Мелвилл в старости любил внуков, но его чувства к собственным детям были неоднозначны. Льюис Мамфорд, написавший здравую и вызывающую доверие биографию Мелвилла, дает мрачную картину его отношений с детьми. В ней писатель выглядит грубым, раздражительным человеком, зло высмеивающим детей. «Одна из дочерей не могла вызвать в памяти образ отца, чтобы не испытать при этом болезненное отвращение… Но разве можно удивляться таким мрачным воспоминаниям, когда знаешь, что он мог купить произведение искусства, гравюру или статуэтку за десять долларов, когда в доме не было хлеба?» У него было своеобразное чувство юмора, которое детям не нравилось, и некоторые намеки рождают подозрение, что иногда он приходил домой пьяный. Но тороплюсь добавить, что прямых свидетельств этому нет. О характере Мелвилла мало что известно наверняка, и, говоря, что он был эгоистичный, ленивый и бездеятельный, мы всего лишь высказываем свое предположение.