По дороге сюда Джинн Стерлинг задала мне провокационный вопрос, относительно разницы между серийными убийцами, которыми я занимался последние годы, и наемниками, которых используют армия и ЦРУ. Не считаю ли я, что именно один из таких убийц, имеющих на это «лицензию», и является нашим Джеком?

Она придерживалась именно такой точки зрения. Ей казалось, что ее теория достойна тщательной проверки, причем, силами не только ее сотрудников.

Я исподволь изучал Клаука, пока мы вели ничего не значащий, непринужденный разговор. Это был не первый случай, когда мне приходилось беседовать с человеком, для которого убийства, причем массовые, являлись источником средств к существованию. Единственное отличие состояло в том, что сидящий передо мной киллер после работы мог возвращаться домой к семье в Фолз-Черч и вести вполне добропорядочную жизнь, не терзаясь при этом угрызениями совести.

– Вы знаете, доктор Кросс, – говорил мне Клаук, – за всю свою жизнь я не совершил ни одного противозаконного поступка. Меня даже ни разу не оштрафовали за превышение скорости. – Тут он рассмеялся, как мне показалось, несколько не к месту. Да и смех у него, честно говоря, был неприятным.

– Что же тут смешного? – удивился я. – Или я чего-то недопонял?

– Какой у вас вес? Фунтов двести, не так ли?

– Близко к этому. Почти. А в чем дело? Кто это считает?

– Я. Во мне куда больше, и смотрюсь я неуклюже, но могу запросто вырубить вас прямо здесь во дворе.

Мне не очень понравилось это замечание, тем более, что в его голосе, как мне показалось, прозвучали провокационные нотки.

Мог он это сделать или нет, но он счел необходимым поставить меня об этом в известность. Видимо, так уж был устроен его мозг. В любом случае, его слова заставили меня встряхнуться, и в дальнейшем я держался более сосредоточенно.

– Пусть вам не покажется странным, но пока я совершенно не понимаю, куда вы клоните, – честно признался я.

Он снова рассмеялся, но издаваемые им звуки больше напоминали утробное хрюканье. «Парень, что и говорить, страшный, – подумал я. – С таким даже лимонад за одним столом пить не захочется».

– Дело в том, что я мог бы сделать это и сделал бы, если бы этого потребовала безопасность моей страны. Вот этого вы и не понимаете, поэтому вам не разобраться в мотивах, которые движут ЦРУ и людьми, мужчинами и женщинами, работающими на него.

– Так помогите мне разобраться, – попросил я. – Я не говорю о том, чтобы вы попытались убить меня во дворе у Стерлингов, а просто объясните мне то, чего я не понимаю.

Его натянутая улыбка превратилась в широкий оскал:

– Я никогда не пытаюсь, я делаю. Уж поверьте мне.

Это действительно ужасный тип. Он чем-то напоминал мне одного убийцу-психопата по имени Гэри Сонеджи. Мне приходилось вот так же разговаривать с ним. Что один, что другой держались одинаково бесстрастно, не сводя с вас окаменевшего взгляда. А потом следовал неожиданный взрыв смеха. У меня по коже побежали мурашки, и я боролся с желанием встать и немедленно уйти.

Клаук вперил в меня мертвенный взгляд и долго молчал, перед тем, как возобновить разговор. Я слышал, как внутри дома возились дети, как хлопнула дверца холодильника, и даже уловил звук стукнувшихся о дно стакана кубиков льда. Где-то в ветвях деревьев пересвистывались птички. Обстановка, что и говорить, была несколько странной. Правда, мне она представлялась скорее жуткой.

– Во всех тайных действиях, будь то свержение правительства, диверсия или акт саботажа, прослеживается одна общая черта. Ты должен быть лучше, чем любой другой. И мы можем делать все, что хотим. – Эту фразу Клаук произнес очень медленно, отчеканивая каждое слово.

– Именно так и получается, – продолжал он. – Что самое главное вы услышали от меня, учитывая то, что вы психолог и детектив по расследованию убийств?

– То, что вы не придерживаетесь никаких правил. Вот, что вы пытаетесь мне объяснить. Вы живете и действуете в своем обособленном и неуправляемом мире. Вы подтверждаете, что этот мир антисоциален.

Клаук снова захрюкал. Видимо, я оказался способным учеником.

– Да, мы не подчиняемся ни одному гребаному правилу. Как только мы получаем приказ, любые правила просто исчезают. Задумайтесь над этим.

Волей-неволей приходилось задуматься, что я и сделал, заодно постаравшись проанализировать мысль Клаука о том, что если ему прикажут, то он убьет и меня. Никаких правил. В мире, населенном призраками, их не существует. Но что казалось еще страшнее, так это то, что он ни на йоту не сомневался в своей правоте.

Закончив беседу с Клауком, по крайней мере, на этот раз, я продолжил разговор уже с Джинн Стерлинг. Мы сидели в идиллической, залитой солнечным светом комнате с множеством окон, выходящих в такой же идиллический дворик. Предметом, которого мы касались, продолжало оставаться убийство. Я до сих пор не мог прийти в себя после общения с наемником-призраком.

– Как вам понравился наш мистер Клаук? – поинтересовалась Джинн.

– Сначала он вызывал у меня легкое беспокойство, затем раздражение, а под конец откровенный страх, – признался я. – Крайне неприятный тип.

– Да, задница он невероятная, – согласилась она и замолчала, задумавшись. – Вы знаете, Алекс, – продолжала Джинн, – внутри самого Управления кто-то убил по крайней мере трех агентов. Эту тайну мне удалось раскопать, поскольку я являюсь инспектором. Преступления входят в разряд нераскрываемых. Хотя это дело рук не Клаука – его мы контролируем и поэтому он не опасен. Есть кто-то другой. Если быть до конца честной, я должна сообщить вам вот о чем. Директорат оперативного отдела принял решение привлечь для поисков этого «другого» людей со стороны. Мы определенно подозреваем, что один из наших бывших наемников – Джек. А, возможно, и Джилл тоже.

Некоторое время я молча слушал то, что мне говорила Джинн Стерлинг. Джек и Джилл пришли на Холм. Мог ли Джек в прошлом быть профессиональным убийцей-наемником? А как насчет Джилл? И потом, почему они устроили охоту за знаменитостями в Вашингтоне и угрожают теперь президенту Бернсу?

Мой мозг пытался прокрутить все эти вопросы. Я старался найти как возможные связующие звенья, так и разобщения. Два ренегата-контрактника, вышедшие из-под контроля. В этом было ровно столько же смысла, сколько во всем остальном, что я услышал за последнее время. Правда, кое-что в поведении Джека и Джилл в данном случае становилось ясным – полное отсутствие страсти и ярости. Но почему они сосредоточились на знаменитостях и политиках? Может быть, это вовсе не самостоятельные действия, а выполнение какого-то приказа? Если так, то кто его отдал и чем при этом руководствовался?

– Позвольте, Джинн, задать вам вопрос, который давно не дает мне покоя.

– Давайте, Алекс. Если это в моих силах, мне хотелось бы ответить на все ваши вопросы.

– Почему для беседы вы пригласили Клаука именно сюда, в собственный дом?