Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что дальше, командир? – спросил Чердынский, присаживаясь рядом со старшиной на корягу. – Они обложили все болото, это факт, и как мы отсюда выберемся, я пока не представляю. План планом, но мне это фуэте не нравится.
– Дождемся Загвоздина, потом все обмозгуем. Мы должны быть уверены, что партизаны сделают свою часть работы, и тогда мы сделаем свою.
– А если партизаны не сделают? Мало ли что может случиться.
– Что бы ни случилось, мы свою работу сделать обязаны.
Глава 15
Врач убрал инструменты в чемоданчик и присел на табурет у постели раненого. Лицо этого офицера с самого начала показалось доктору Швендке знакомым, но вспомнить, где они встречались, он так и не смог.
– Пытаетесь вспомнить, где мы с вами встречались, доктор? – спросил Хохенштауф.
– Да, ваше лицо показалось мне знакомым…
– Помните того лейтенанта в Сталинграде, Крауса, он потерял слух на левое ухо? Вы просили меня помочь уговорить его пройти лечение в лазарете, но он отказался?
– Да, конечно помню! – воскликнул доктор и продолжил печально – Бедный мальчик, он остался там. Я предлагал ему эвакуироваться вместе с другими ранеными, это было перед Рождеством. Его ухо воспалилось, наверное, он застудил его. Там были жуткие морозы. Но он отказался…
– Судьба, – заключил Хохенштауф, – и он сам выбрал ее. Меня пока судьба бережет! И у нее другие планы насчет меня!
– Да, вы должны благодарить Господа и судьбу за свое спасение!
Господь и судьба тут ни при чем, подумал граф, это просто везение, потому что иначе объяснить то, что пуля задела какой-то нерв с мудреным латинским названием, невозможно. Но факт везения налицо, потому что не потеряй он сознания благодаря этому нерву, его, вернее, его бездыханное тело, уже готовили бы к отправке в Германию, в их родовое поместье. А, может быть, просто закопали бы в этом русском лесу.
– Но вы тоже, – прервал размышления графа доктор Швендке – как и тот лейтенант, отказываетесь от лечения. Могут быть осложнения, рука может утратить двигательные функции частично или полностью, если не лечить. Вам необходим покой и постельный режим.
– Это исключено, Швендке! У меня много дел! Я благодарен вам за оказанную помощь, вы прекрасный врач, но у меня много работы. Считайте мою работу местью за смерть того лейтенанта Крауса, если хотите! Если это вас хоть немного успокоит!
– Нет, я не хочу мести! – сказал доктор, вставая и беря свой саквояж. – Месть бессмысленна, как и эта война! Вам не выиграть ее!
– Почему же нам? Разве вы не принимаете участия в ней, доктор? Или вас принудили к этому? – граф не ждал ответа на этот вопрос и задал другой, который мучил его с самого начала восточной кампании. – Почему же нам не выиграть эту войну, можете объяснить истоки ваших сомнений?
– Я попробую. – доктор присел на табурет. – Эти сомнения возникли у меня давно, в самом начале. Но теперь я твердо убежден в своем мнении. Так вот, весной этого года, я проводил медицинское обследование русских военнопленных женщин. Вы ведь знаете, у русских в армии служит много женщин. Понимаете, как бы вам сказать…
– Скажите как есть, по-военному, коротко!
– Хорошо, я буду краток! Видите ли, из ста женщин, если не учитывать замужних… Так вот, из ста женщин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, вдумайтесь, восемьдесят пять были девственницами!
– Ну и что, – возразил граф – наверное, комиссары запрещают им делать это! Вот и все объяснение!
– Нет, дело не в этом! Никакие запреты в таком деле не помогут!
– Ну и в чем же, по-вашему, дело?
– В том… – доктор встал и сказал убежденно, твердо глядя в глаза графа, – Дело в том, что народ такой высокой степени нравственности невозможно победить! Этого не сможет сделать ни одна армия!
Раупах помог ему просунуть раненую руку в рукав и Хохенштауф, морщась от боли, поблагодарил кивком, застегнул здоровой рукой пуговицы кителя, но одеть портупею сам не смог и «Мясник» снова помог. Рука покоилась в перевязи и почти не беспокоила. Они вышли из казармы и Раупах сел за руль машины и, когда выехали из ворот, он сказал, оправдываясь:
– Господин майор! Меня вырубил, там, на мосту, этот русский, похожий на цыгана. Хохенштауф ничего не ответил, это было неважно, хотя он был рад, что его помощник остался жив, потому что в некоторых вопросах он был незаменим. Недаром его прозвали «Мясником».
Сейчас его занимало другое. Все-таки он не мог понять, на что рассчитывали русские, готовя операцию, ведь они не могли не учитывать, что заболоченное озеро будет блокировано, и вырваться из кольца будет невозможно. Если только он не взлетит в воздух, этот Каспийский Ястреб, черт бы его побрал! Да, по воздуху, самолет. Гидроплан… нет, это не реально, самолету не прорваться! На север, в озеро Урицкое, им тоже не пройти, да и пересечь его невозможно без плавсредств. Оставалось только ждать, когда они попытаются вырваться, или подохнут там, в этом болоте. Этот особо уполномоченный из Берлина создал целую кучу проблем, хотя, если подумать, я сам виноват. Кто мешал мне усилить охрану колонны, пустить хотя бы еще одну машину впереди? Нельзя было этого делать, усиленная колонна ушла по ложному маршруту, и у русских наверняка были наблюдатели, снабженные связью.
Хохенштауф объехал весь блокированный район, лично проверил, как поставлено охранение, и, убедившись в его надежности, уже вечером, поехал в штаб злополучной танковой дивизии СС «Третий рейх». Здесь он выпил и побеседовал с новым комендантом лагеря и узнал последние новости, ведь никто не осведомлен в военных делах лучше, чем представители тыловых служб. Предстоящее наступление откладывается, в связи с известными событиями, но подготовка идет полным ходом. Руководство наступлением будет осуществляться отсюда, из этого советского детского лагеря, и сюда уже протянули ВЧ связь. Завтра прибывает генерал из штаба группы армий «Центр», кто именно – пока неизвестно, сообщил комендант и, в благодарность за угощение французским коньяком, добавил, что есть сведения, будто ход операции фюрер будет контролировать лично, и это похоже на правду.
Командир танковой дивизии СС «Третий рейх» генерал-лейтенант Кестель пригласил Хохенштауфа на ужин, на который должен был прибыть и командующий пехотной дивизией СС «Мертвая голова», но граф, сославшись на неотложные дела, уехал.