педанта подсчитывал, сколько потребуется камня, кирпича и дерева для будущего строительства, и где оные материалы можно поблизости добыть, чтоб не тащить через всю страну. Но главное — уже сейчас он делал всё, чтобы превратить Тавриду в неприступную крепость. Пока не поздно.

— Городу с портом быть здесь, — государь череном курительной трубки указал на карте окрестности Ахтиарской бухты. — И стоянка для флота будет знатная, и форты есть где возвести.

— Как прозываться сие место будет, мин херц? Не Ахтиаром же.

— Прозвания вернём эллинские, какие до ордынцев бытовали. Быть снова Херсонесу.

Окончательно стало ясно, что готовился Пётр Алексеич к этому походу достаточно давно, когда на вопрос Голицына, откуда сии названия брать, государь велел денщику принести и выложить на стол кучку старых бумаг. Оказалось — древние карты и описания Тавриды, составленные до монгольского нашествия. Разумеется, почти всё не оригиналы, а более поздние копии, но там хотя бы можно было разобрать, что да как называлось в те летописные времена.

Казаки ещё ловили по полуострову и в приазовских степях разбежавшихся недобитых татар и ногаев, сбивавшихся в отряды, а по Чёрному Шляху в сопровождении воинских команд уже потянулись на юг обозы. Провиант, боеприпасы, оружие, инструменты, запасы железа… Только сейчас стало понятно, что огромные запасы, сделанные государем под предлогом войны со шведами, завершившейся в прошлом году, по большей части предназначались для Крымского похода. А война с Карлом послужила великолепным прикрытием для переброски всего вот этого на юг. И ведь удалось: никто в Европе или Османской империи даже в страшном сне не мог представить, что именно готовится на самом деле… Но главным ресурсом, на который была сделана ставка, оказались люди. Вместе с теми обозами ехали специалисты — инженеры, строители, корабельщики, оружейники, суконщики, шорники, портные… Добрая половина из этих людей — пленные шведы, оказавшиеся очень кстати. А в будущем году планировалось переселить сюда некоторое количество государевых крестьян, чтобы землю пахали. А там, глядишь, и Дикое Поле станет более-менее безопасным…

Словом, государь ясно дал понять, что уходить отсюда Россия не собирается, даже ценой войны с османами. Татарам и прочим лицам магометанского исповедания уже объявили, что им в российской Тавриде не особенно рады. Мол, Крымское ханство отныне упраздняется, вы вольны исповедовать ислам сколько душе угодно, но только не здесь. Либо, если хотите остаться при своей земле и стадах, принимайте христианство. Сменить веру решились немногие — в основном, потомки местных греков и армян, некогда обращённых в ислам. Татар, принявших крест, и вовсе можно было пересчитать по пальцам. Остальным организовали маршрут вокруг Азовского моря и сообщили, что казаки их пропустят — если, конечно, путешествие обойдётся без эксцессов. К слову, имущество принцев и мурз было благополучно реквизировано в казну. Разрешили взять с собой в путь только то, что люди смогли унести на себе. Дали на дорожку парочку стад овец, чтобы совсем с голоду не перемерли, и через Арабат вывели в Приазовье, пожелав более сюда не возвращаться. А ещё лучше — провалиться в преисподнюю ко всем чертям. Татар провожали ругательствами: никакой жалости к тем, кто веками жил за счёт чужого горя, русские солдаты не испытывали. Офицеры, что показательно, тому не препятствовали.

Девлет, Мехмед и Каплан из рода Гераев благополучно сидели у русского государя в плену. Конечно, это большая семья, Гераев много, а значит, обязательно объявится какой-то самозванный хан. Но, предвидя это, хитрый, как змей, Пётр собирался сделать султану Ахмеду весьма заманчивое предложение. И немаловажную роль в том должен был сыграть сераскир Али-паша, который сидел в Кафе, словно сыч, и не спешил отплывать в Царьград со своими аскерами… В Крыму складывалась парадоксальная ситуация: всем полуостровом и прилегающими к нему землями безраздельно владел Пётр, но в ключевых крепостях — Кафе, Еникале, Суджук-кале — засели турки. Выбивать их оттуда — казус белли. Государю вовсе не в радость было бы спровоцировать разворот лучшей османской армии из Польши в Россию. Но и терпеть такое положение было нельзя.

Для начала туркам запретили брать воду из некоторых речушек, где они обычно ею затаривались. Османские аскеры хмуро бурчали, но подчинились: им тоже не улыбалось нарушить приказ падишаха. Затем, когда подошли русские галеры, дискомфорт стали ощущать уже турецкие моряки на кораблях, стоявших на рейде. Само собой, ни о какой торговле не могло быть и речи, тем более — о работорговле. Потому в крымских портах сейчас не было ни одного иностранного судна. С подвозом продовольствия в города тоже возникли проблемы: мало кто рискнёт возить зерно и гнать скотину туда, где воздух буквально звенел от предчувствия большой войны. В городах, привыкших к роскошной, на восточный манер, жизни резко поползли вверх цены на еду, а местные христиане заперлись по домам, чувствуя волну негатива в свою сторону.

Всё это не могло не сказываться на психологическом состоянии османских гарнизонов. О содержании письма, которое посланник царя вручил месяц назад сераскиру Али-паше, мало кто знал, но все догадывались, что так продолжаться уже не может. Рано или поздно кто-то должен был покинуть Крым. И поскольку русские войска этого делать не собирались… Словом, Али-паша ждал следующего посланца с письмом.

Точнее, с ультиматумом. У русского царя тяжёлый характер.

2

Али-паша ждал посланца, а под стены Кафы явился сам царь. Конечно же, не один, а с войском, которое расположилось лагерем в виду города. При этом солдаты не сидели без дела, а занялись рытьём траншей с апрошами и начали не спеша возводить редуты. Такие приготовления всполошили осман не на шутку, и из города выехал переговорщик. Турку сообщили, что русская армия явилась сюда ради произведения воинских манёвров, посему волнение почтенного сераскира непонятно. Ведь между Россией и Блистательной Портой нет войны.

Августовский воздух здесь, на побережье, был на удивление чистым и свежим, совсем не то, что буквально в одном дневном переходе отсюда — где трава на корню выгорала от жары. Видимость прекрасная, потому турки имели возможность наблюдать со стен не только за тем, как русские солдаты, скинув кафтаны, орудовали шанцевым инструментом, но и могли понаблюдать, как в строящиеся редуты вкатывают пушки и обращают их жерла в сторону крепости. Несмотря на самые миролюбивые заверения русских офицеров, османы продолжали нервничать: ничего себе — манёвры! Потому они и сами привели в полную боеготовность артиллерию на стенах, и решили на всякий случай послать ещё одного переговорщика. Турецкий ага вернулся в город ещё более обескураженным, чем его предшественник. Сказал, что русский царь приглашает почтеннейшего Али-пашу быть его гостем. Мол, за доброй трапезой и побеседовать можно…о том, о сём.

Надо ли говорить, что сераскир не ждал ничего хорошего? Но куда денешься — пока нет войны между державами, такие приглашения не игнорируют. Пришлось, соблюдая все возможные в данной ситуации меры приличия и предосторожности, с самым торжественным видом явиться по приглашению в русский лагерь.

Турецкого военачальника встретил парадный строй четырёх рот гвардии — преображенцев и семёновцев — среди которых выделялись шеренги егерей в их однотонных, без намёка на цветные вставки и отвороты, диковинных мундирах. Али-паша разглядывал этих воинов не без интереса, так как после Полтавской баталии о них ходили самые разнообразные слухи. Впрочем, глазеть на это диво дивное он долго не стал, от греха подальше. Спешился со своими сопровождающими в сорока шагах от палатки, над которой вяло полоскался на лёгком ветерке личный штандарт Петра, и степенно направился туда. Долговязую фигуру царя было видно издалека, и штандарт без надобности.

— Приветствую великого государя, — сказал Али-паша, почтительно склонившись перед Петром, а один из воинов, хорошо знавший русский язык, переводил.

— Рад тебя видеть, сераскир, — государь, к некоторому удивлению османа, ответил на хорошем турецком языке. — Времени у нас немного, потому станем сразу говорить о деле. Твоих воинов угостят за одним столом с моими офицерами, а мы с тобою обсудим насущные дела с глазу на глаз.

Али-паша насторожился, но пока никаких поводов для тревоги не наблюдалось. Потому он проследовал в палатку, где спешно накрывали стол двое молодых греков. Он и раньше слышал, что местные христиане охотно шли на службу к русскому царю. Говорили, что не только проводниками или в обозники, но и в войско записывались. Для