— Тебе не пойдет, Лия. И сегодня некогда! Твоя мать и ее орнатрикс[22]уже наверняка все закончили! Мать будет тебя ждать! Сегодня ты будешь простой скромной красавицей.

— Тогда положи немного охры на губы и щеки, если, конечно, ты не хочешь намазать меня этими мерзкими свинцовыми белилами.

Клодия раздраженно фыркнула:

— Скрывать цвет лица тебе придется через пару лет, не раньше. Сколько тебе уже, семнадцать?

— Ты сама знаешь. Помнишь, как ты напилась на празднике? — улыбнулась Корнелия, стараясь не двигаться, пока ее красили.

— Я повеселилась, милочка, как все остальные. В умеренной выпивке нет вреда, я всегда так говорила. — Клодия кивнула сама себе, растирая краски. — Теперь немного порошка сурьмы вокруг глаз, чтобы мужчины думали, что они темные и загадочные, и займемся прической. Куда руки! Запомни: руками не трогать, а то размажешь.

Быстро и умело Клодия разделила на части темно-золотые волосы и собрала их сзади, открывая длинную стройную шею Корнелии. Няня посмотрела на лицо воспитанницы в зеркале и улыбнулась увиденному.

— Не пойму, почему твой отец еще не нашел тебе мужа! Чего-чего, а привлекательности тебе не занимать.

— Он сказал, что я могу выбрать сама, а мне еще никто не понравился, — ответила Корнелия, касаясь шпилек в волосах.

Клодия поцокала языком.

— Твой отец — хороший человек, но надо жить, как принято. Пусть найдет тебе молодого человека с будущностью. У тебя будет свой дом, чтобы управлять им. Думаю, тебе это понравится.

— Тогда я возьму тебя с собой. А то мне будет тебя не хватать, как… как наряда, который немного износился и вышел из моды, но все равно удобный, понимаешь?

— Как изящно ты выражаешь свои теплые чувства ко мне, милочка, — ответила Клодия, шлепнув Корнелию по затылку, и отвернулась за плащом.

Плащ представлял собой квадратный отрез золотой ткани, который доходил до колен. Чтобы ткань хорошо смотрелась, его нужно было правильно задрапировать. К счастью, Клодия занималась этим уже много лет и вдобавок к этому прекрасно знала, какие Корнелия любит стили и фасоны.

— Он красивый — но тяжелый, — пробормотала Корнелия.

— Как и мужчины, милочка, в чем ты скоро сама убедишься, — лукаво ответила Клодия. — А теперь беги к родителям! Мы должны выйти пораньше, чтобы выбрать хорошее место. Мы пойдем в дом друзей твоего отца.

— Отец, как жаль, что ты не дожил до этого! — прошептал Гай, когда они проходили по улицам.

Под ногами лежал темно-зеленый тростник, прикрывая все камни. Горожане нарядились в самое лучшее и яркое, отчаянно шумели, протягивали к ним руки и смотрели горящими, полными зависти глазами. Как и сказал Марий, все лавки были забиты досками. Казалось, весь город вышел на праздник, чтобы увидеть великого полководца. Гай поражался, сколько вокруг людей и как они рады. Разве они не помнят, как те же самые солдаты всего месяц назад освобождали путь мечами? Марий говорил, что они уважают только силу, и его слова подтверждали приветственные крики, звеневшие эхом по узким улочкам. Гай посмотрел направо и увидел довольно красивую женщину в окне, которая бросала ему цветы. Он поймал цветок, и толпа одобрительно взревела.

Ни единая душа не заступила им дорогу, несмотря на то что вдоль нее не было ни солдат, ни охранников. Урок месячной давности явно пошел впрок, и людей будто сдерживал невидимый барьер. Постепенно заулыбались даже жестколицые телохранители Мария.

Марий восседал на троне будто небожитель. Он положил массивные руки на подлокотники золотого трона и улыбался толпе. Раб поднял гирлянду из позолоченного лавра над его головой, и тень упала Марию на лицо. Тот просто кивнул. Каждый взгляд был прикован к катящейся повозке. Приученные к бою лошади не обращали внимания на крики и даже венки, которые вешали им на шеи те, кто посмелее.

Гай стоял у плеча великого человека, и гордость переполняла его душу. Был бы отец доволен? Гай подумал: вряд ли, — и его кольнула печаль. Марий прав: прожить этот день — значит прикоснуться к богам. Он знал, что никогда этого не забудет, и видел то же в глазах людей вокруг. Воспоминание об этом зрелище будет еще долго согревать их в темные зимы.

В центре города Гай на углу увидел Тубрука. Когда их глаза встретились, Гай словно заново вспомнил все, что их связывало. Тубрук поднял руку в приветствии, Гай тоже. На Тубрука начали глазеть, удивляясь, какое он имеет отношение к триумфаторам. Тубрук кивнул, и Гай кивнул в ответ, сглотнув комок в горле. Он опьянел от избытка чувств и крепко сжал спинку трона, чтобы не пошатнуться в волне приветствий.

Марий подал сигнал, и двое легионеров с мешками из мягкой кожи поднялись на повозку. Они опустили руки в темные горла мешков и достали блестящие пригоршни серебряных монет. Изображение Мария полетело в толпу. Горожане выкрикивали его имя и собирали монеты с земли. Марий тоже погрузил руку в мешок и поднял ее вверх. С его пальцев стекали капли серебра. Марий подбросил монеты высоко-высоко и рассмеялся, глядя, как они падают и толпа нагибается, чтобы подобрать дары. Он радовался их восторгу, а они кричали: «Да благословят тебя боги!»

Из низкого окна Корнелия смотрела на кипящую массу людей, довольная, что не стоит на улице. Когда Марий на троне приблизился, сердце ее дрогнуло, и она закричала вместе со всеми. Марий был красивым, и город любил героев.

Рядом с ним стоял юноша, слишком молодой для легионера. Корнелия подалась вперед, чтобы лучше его рассмотреть. Он улыбался, и его глаза блеснули голубыми искрами, когда Марий сказал ему что-то смешное.

Процессия прошла мимо Корнелии и ее семьи. Корнелия увидела, как летят монеты и люди кидаются их подбирать. Ее отец, Цинна, фыркнул и ядовито сказал:

— Пустая трата денег! Рим любит экономных военачальников!

Корнелия промолчала, не сводя глаз со спутника Мария. Здоровый на вид, приятной наружности. Но в том, как он держался, было еще что-то неуловимое… Внутренняя уверенность. Как часто говорила Клодия, нет в мире ничего привлекательнее уверенности.

— Теперь каждая мать в Риме попытается загнать этого юного петушка к своим дочерям! — прошептала стоящая рядом Клодия.

Корнелия залилась краской. Клодия высоко подняла брови и улыбнулась.

Триумф продолжался еще два часа, но Корнелии уже было неинтересно.

Краски и лица слились в сплошное пятно, под тяжестью венков легионеры еле переставляли ноги. Когда солнце достигло зенита, они подошли к Форуму. Марий приказал вознице остановиться впереди, у ступеней сената. Копыта гулко зацокали по каменным плитам, шум улиц постепенно остался позади. Здесь стояли солдаты Суллы, которые охраняли входы на площадь, не пуская туда бурлящую людскую массу.