Вторая часть переговоров мало отличалась от первой, и часа в два ночи мы решили взять тайм-аут и продолжить переговоры завтра.

Пока ехали в гостиницу, Санин молчал как партизан, только иногда поглядывая в мою сторону. Зато когда приехали, он, пропустив всех внутрь, остановил меня возле порога и, подхватив под руку, потащил к маленькой скамейке, стоящей через дорогу. Усевшись, поставил трость между колен и спросил:

– Ну, Илья Иванович, а теперь рассказывайте, что за внезапный разговор у вас произошел с фон Брауном?

Я сел рядом и, закурив довольно неплохую французскую сигарету, стал рассказывать… Когда закончил, Артем Сергеевич, пару минут помолчав, уточнил:

– Значит, вы собираетесь встретиться с ним сегодня днем?

– Но ведь именно для этого он и настаивал на моем присутствии…

– Тогда дальше продолжайте действовать в том же ключе. Выстраивайте разговор по принципу беседы старшего с младшим. Он вам жизнью обязан да плюс верит, что вы не совсем обычный человек. Причем настолько необычный, что Браун должен к вам относиться с нескрываемым пиететом. Пусть это и случайность, но вы в свое время смогли очень точно спрогнозировать будущие события. Ставя себя на место оберст-лейтенанта, даже я не знал бы, как себя вести с таким пророком. А немцы все склонны верить в сверхъестественное, так что немного мистики не повредит в переговорах с тевтонцем. Только постарайтесь не отклоняться от заранее разработанных вариантов.

– Постараюсь… Кстати, вы не знаете, кто этот Гаусс? Мне кажется, за ним стоят не только промышленники.

Санин хмыкнул, одобрительно посмотрев на меня, и ответил:

– У вас очень хорошо развита интуиция. Как вы его сразу вычислили… Видите ли, в чем дело – в Германии всегда было два мощных течения: одно проанглийское, одно пророссийское. С приходом Гитлера к власти, помимо националистов, верх одержало именно проанглийское лобби. Не зря же гитлеровские мистики объявили англичан арийской расой. Ну да вы это и сами знаете… А сейчас, когда наши войска вышли за территорию Советского Союза, начали поднимать голову сторонники мира с СССР. Раньше, когда вермахт был под Москвой, всех, в общем, все устраивало, но теперь они вспомнили свои старые предпочтения и готовы к диалогу. Вот Гаусс и является их представителем. Кстати, по нашим сведениям, большинство влиятельных немцев по сей день склоняются в сторону Англии, и если на фронте мы хоть немного сбавим напор, то они успеют договориться с лимонниками. Германскую элиту даже план Моргентау не останавливает. Правда, сами англичане еще не готовы к высадке на материк, а американцы тоже достаточно сильно завязли на Тихоокеанском ТВД. Так что сейчас в основном от нас требуется не сбавлять темп наступления. Чем большую территорию Европы мы освободим, тем больший вес наша страна приобретет на международной арене. А так как сильных уважают и к ним прислушиваются, то количество англофилов в той же Германии станет гораздо меньше. И ваш завтрашний разговор с фон Брауном тоже может сыграть свою роль. Вы, возможно, будете удивлены, но вот такие личные встречи могут оказать большое влияние на конечный результат переговоров… Единственно, что меня еще несколько волнует, так это ваше знание языка. Вы, Илья Иванович, извините, но иногда очень тяжело понять, что вы говорите.

О, еще один критик! А мне самому кажется, что чешу по-немецки очень даже ничего. Не Кант, конечно, но все-таки… Только вот почему-то каждый носом ткнуть норовит то в неправильное произношение, то в смешное построение фраз. А я до всех этих артиклей и сложноподчиненных местоимений сам доходил, при помощи Марата, Сереги и старенького учебника немецкого языка для восьмого класса гимназии. В этом долбаном учебнике даже по-русски все слова с ятями писались, из-за чего приходилось особенно тяжко. Но язык, считаю, выучил – во всяком случае пленные меня понимали. Поэтому на слова Санина брюзгливо ответил:

– Браун по русски хорошо шпрехает. Где не поймет, всегда переспросить сможет…

Артем Сергеевич, примирительно подняв руки, сказал, что тогда по этому поводу все свои тревоги он убирает. Посидев еще несколько минут на лавочке, мы наконец решили пойти баиньки, так как спать хотелось до одури.

Разбудил меня стук в дверь. Это оказалась хозяйка, которая сообщила, что завтрак будет через полчаса. Глянул на часы – девять. Молодец, пампушка! Перенесла утренний жор на попозже, дав постояльцам выспаться. За окном светило яркое солнце и было совершенно не по зимнему тепло. Вчера как-то не очень обратил внимание, но сегодня разглядел из окна украшенные елки в доме напротив. Сначала удивился, а потом, вспомнив сегодняшнее число, только хмыкнул. Завтра уже, однако, католическое Рождество. А если учесть, что они почему-то Рождество почитают больше Нового года, то завтра у них будет массовая гулянка. Жаль, вот только мы будем лишними на этом празднике жизни. Санин с утра завершит переговоры, а вечером как раз под рождественскую ночь посланцы Союза должны уезжать… Ладно, может, хоть гуся пожуем, уже дело.

Поев, думал подняться наверх, правда немного не успел. Перед лестницей меня перехватил пунктуальный, как швейцарская «Омега», Браун. Фриц, похоже, толком не выспался, но, глядя красными глазами, приветливо улыбнулся и, протянув руку, поздоровался:

– Здравствуйте, господин…

Тут подполковник замялся, соображая, как же меня назвать. Не Ивановым ведь, в самом деле… Пришлось выручать незадачливого танкиста.

– Себастьян Кольем к вашим услугам. Ну что, вы готовы пройтись?

– Да, господин Кольем, сегодня замечательная погода для прогулок.

– Тогда подождите одну минуту, я только оденусь.

Оставив немца внизу, поднялся к себе, где помимо франтоватой шляпы и пальто прихватил нож, провезенный втайне от Санина. Хорошую, не один раз проверенную в деле финку. Пистолета не дают, так хоть ее возьму, а то совсем без оружия ощущаю дикий дискомфорт – как будто голышом ходишь…

Спустившись вниз, захватил Гельмута, и мы вышли на улицу. Глянув на солнце, я расстегнул пальто и предложил:

– Ну что, потомок древнего рода, ты, похоже, этот городок хорошо знаешь, поэтому веди. Только не в бистро или ресторанчик. Давай лучше посидим на лавочке в сквере. Так будет спокойнее.

– А кто нас может побеспокоить в бистро?

– Не кто, а что. Я хоть и прибыл с диких Гималайских гор, но что такое магнитофон, знаю достаточно хорошо.

И мне не хочется, чтобы нашу приватную беседу слушали чужие уши. Ее содержание ты можешь передать кому надо, но магнитная бобина – это такая вещь, которая может попасть в чужие руки очень легко. Нам ведь этого не надо?

Подполковник понятливо кивнул, и вскоре мы устроились в уютном скверике, возле памятника какому-то средневековому герою со шпагой и козлиной бородкой. Первым разговор начал Браун:

– Вы знаете, мы после вашего ухода вчера много говорили. И про ваши предложения, и про план союзников…