Сара огляделась.

В комнате тихо, дверь закрыта, окна зашторены.

Она протянула руку и открыла шкатулку.

– Насколько далеко? – Пирс чуть ли не бегом обогнул стол.

Шкала остановилась на цифре «одна тысяча четыреста».

– Не могу сказать точно, но действительно далеко.

Маскелайн отвечал спокойно, Пирса это бесило, но даже он уловил в спокойствии Маскелайна страх.

– Сделайте что-нибудь!

– Я пытаюсь.

Маскелайн поставил все переключатели в верхнее положение. По экрану поползли ряды подрагивающих цифр.

– О господи! – Пирс надавил на глаза кулаками. – Мы их потеряли. Джейк. Ребекка. И оба браслета! Венн точно убьет меня. Нет, не убьет, это слишком легко. Он на века засадит меня в дерево. Распилит и сожжет на костре. Сотрет в стружку.

Маскелайн раздраженно глянул на Пирса:

– Всегда все сводится только к тебе одному, да, маленький человек?

– Вам легко говорить. Вы думаете, что зеркало принадлежит вам.

– Так и есть.

– Помечтайте! Вы даже не способны с ним нормально работать!

– Когда-то мог! – Маскелайн на секунду утратил самообладание, как будто сверкнула молния и он превратился в злобное темное существо. – До того, как я веками плыл через времена и пространство! Я заново сложил свои воспоминания! Что ты можешь знать о настоящих потерях? Об этом жутком падении?

Пирс расправил плечи и выставил вперед подбородок:

– Знаю побольше, чем вы думаете. Я не только повар и прислуга. У меня тоже есть история, так что можете…

Мяукнула кошка, Пирс сразу умолк и огляделся по сторонам.

Черная кошка стояла прямо перед ними с задранным хвостом и шипела на них обоих.

– Ладно. – Пирс перевел дух, ему как будто бы вдруг стало стыдно за свое поведение. – Да, ты права, – пробормотал он, – сейчас не время и не место.

Маскелайн шагнул вперед. Казалось, что внутри его сгущается темнота. Он молча подошел к зеркалу, схватился за серебряную раму своими красивыми руками и, пристально вглядываясь в темноту, прошептал:

– Все миры там. Все возможные миры. И я снова буду по ним путешествовать.

Пирс с любопытством наблюдал за Маскелайном.

– Оно живое? Зеркало? Вы говорите с ним так, будто оно вас слышит.

– Настолько же живое, как и твои кошки-репликанты, маленький человек.

Мужчина с заметным усилием отвел взгляд от зеркала и отступил от него на шаг. Отражение лаборатории уменьшилось и пошло рябью. Маскелайн повернулся к зеркалу спиной, он снова был спокоен.

– Понятно, что Джейк смог совершить путешествие достаточно долгое, чтобы получить шанс дотянуться до отца, – тихим хрипловатым голосом произнес он. – Возможно, их желание увидеть друг друга превратилось в некое подобие змеи, кусающей свой хвост. Ди описал нечто похожее. Он назвал это магнетизмом сердца.

– Что? – Пирс вытаращил на него глаза, потом подбежал к столу и выхватил из-под завалов бумаг манускрипт Ди. – Вот оно! Сердце! О господи. Это значит… это… а затем – это… – Он принялся быстро писать какие-то буквы.

Маскелайн подошел и посмотрел ему через плечо.

Пирс остановился и спросил:

– Видите?

– Вижу.

Позволю себе сказать, что зеркало – это путь от сердца к сердцу. Потому что только любовь может победить время.

Путешественник во времени подобен человеку, который нашел тропинку в темном лесу и идет по ней к освещенному окну.

Пусть глаз змеи откроется. Пусть сердца встретятся.

Пирс взглянул на Маскелайна. Тот кивнул.

– Да, – подтвердил он осипшим голосом. – Это я помню. Глаз змеи можно открыть.

– Что значит – помню?

Раздался оглушительный грохот. Кошка от неожиданности подскочила на месте.

Потом снова.

И еще раз.

Как будто какой-то гигант колотил в дверь с такой силой, что весь дом затрясся.

Словно в недрах самой земли загрохотала лавина.

– Что это? – шепотом спросил Пирс.

Маскелайн напряг слух:

– Лес идет. Месть Саммер.

– Отец.

Это слово причиняло боль. Джейк не мог двинуться с места. Он даже дышать не мог.

Но к его удивлению, человек в сером плаще пришел в бешенство и принялся орать:

– Джейк, какого черта! Заявил, что можешь вылечить чуму! Как ты до такого додумался! Здесь люди умирают. Ты это понимаешь? Они по-настоящему умирают! Дети, женщины и младенцы, умирают в страшных муках. И мы ничего не можем с этим сделать. Ни ты, ни я, никто не в состоянии остановить эту расползающуюся заразу. А у тебя хватило наглости и безрассудства взять и заявить им…

– Папа, – тихо перебил его Джейк, – все хорошо, пап. Мы пришли, мы здесь. – Он шагнул вперед, мельком посмотрел на Ребекку, которая, ссутулившись, сидела на стуле и наблюдала за ними широко распахнутыми глазами. – Все хорошо, – повторил Джейк и потянулся к отцу.

Отец обнял его худыми и удивительно хрупкими руками и крепко прижал к себе. Уткнулся ему в плечо.

– О господи. Джейк. Джейк, – сдавленным от рыданий голосом повторял он. – Я уже думал, что никогда больше тебя не увижу.

Джейк закрыл глаза.

Ребекка прикусила губу и смахнула набежавшие слезы.

Долгое время в темной комнате никто не решался заговорить. Как будто объятий и взглядов уже было достаточно и не требовалось никаких слов.

Потом Дэвид Уайльд медленно отстранился от сына и смог слабо улыбнуться:

– Посмотри на меня! Глупец. Устроил истерику.

– Все нормально.

– Как же долго… Совсем один… Это было так тяжело.