Я была уверена, что Бигадор никогда не вернет ребенка матери. Он исчезнет с ним в самых грязных районах Луанды. Он будет прятать его в джунглях, если это необходимо, оставив под присмотром змей и гиен. Даже если все мы, кто любит Сан, договорились бы и отправились вместе на его поиски, мы никогда бы его не нашли. Годами он бы оставался под властью отца, подчиненный его правилам и безрассудству, обреченный забыть свою мать. Возможно, даже ненавидеть ее. Тем не менее, я говорила и говорила, о доверии, о том, что время покажет, о судьях и новых международных договорах, о всякой ерунде. Потом я, наконец, замолчала, сидя рядом с ней и тоже погруженная в это ужасное молчание, в котором пульсировала невыносимая боль. Из-за окна слышался шум улицы, двигатели автомобилей, голоса людей, которые здоровались друг с другом, детское пение. Но все это относилось к другому миру. К миру тех, у кого есть причина, по крайней мере, одна, чтобы жить дальше.

Я вернулась в Мадрид в тревоге за будущее Сан. Лилиана, Зенайда и я часто созванивались, чтобы поговорить о ней, повторяя друг другу снова и снова одно и то же, нашу обеспокоенность, наше сочувствие ее боли, хотя мы также пытались приободриться, ухватившись за ложную мысль, что Бигадор, возможно, решит вернуть ребенка. С чем мы не посчитались, так это с невероятной силой нашей подруги, с ее удивительной манерой твердо стоять на земле, зарывшись корнями как можно глубже, используя самую запрятанную каплю воды, самую далекую от всех надежд.

Не прошло и трех недель после моей поездки в Лиссабон, как в день Рождества Сан получила на мобильный вызов с незнакомого номера. Она поспешно взяла трубку, думая за десятую долю секунды о бесконечности различных возможностей. По другую сторону послышался нежный и желанный голосок Андрэ. Она поговорила с ним несколько минут, нервничая, ликуя, радуясь, волнуясь. Мальчик только плакал, просил, чтобы она приехала за ним, говорил, что хочет быть с ней. Потом трубку взяла Лиа. Она сказала, что у них все хорошо, что Сан не о чем беспокоиться. Она воспользовалась моментом, пока Бигадор вышел, чтобы позвонить ей. Она снова позвонит, когда сможет. Сейчас ей пора вешать трубку. Пока, пока. На фоне ее слов Андрэ продолжал плакать.

Этот звонок полностью изменил состояние духа Сан. Он ее как будто воскресил, как будто зажег внутри нее огонь, который с этого момента будет неустанно гореть, без перерыва. Огонь, который она сама подпитывала своим мужеством, своим сиянием сильной женщины.

На следующий день она перестала пить транквилизаторы и вернулась на работу. А в начале января переехала жить к Луису. Он предлагал ей это с тех пор, как исчез ее сын. Но она не хотела навешивать на него свою тоску. Теперь же она чувствовала, что способна ответить ему, по крайней мере, на часть его заботы и нежности. Луис говорил очень мало.

Он был неразговорчивым и угрюмым мужчиной, без лоска, и обычно не вызывал много симпатий из-за грубой манеры общаться. Но он при этом был очень добродушный. Без сомнения, именно это Сан, с ее мудростью, увидела под его скучным внешним видом. Ее он очень любил. Каждый день, когда он заканчивал свои занятия, он ходил проведать ее домой к Лилиане. Поскольку он знал, что Сан почти ничего не ест, он приносил ей продукты, которые, как ему казалось, она может захотеть, — пирожные, конфеты, тропические фрукты. Он садился рядом с ней на диван и оставался там в тишине до самой ночи, проверяя упражнения или читая книгу. Иногда он брал ее руку и крепко прижимал к себе, не говоря ничего, просто чтобы она вспомнила, что он рядом, и что никогда не оставит ее одну. Все очень обрадовались этой внезапной перемене в Сан. Мы подумали, что это от того, что она просто поговорила с Андрэ, убедилась, что он жив, что помнит ее. От надежды на очередной звонок Лии, который та пообещала. Голос ребенка разрушил ее печаль, проткнул пузырь отрешенности и грусти, в котором она жила с момента его похищения. Как поступают близкие люди, когда кто-то преодолевает тяжелый этап, Лилиана, Зенайда и я стали строить для Сан планы в тайне от нее. Мы были так довольны ее отношениями с Луисом, что даже осмелились высказать друг другу предположение, что она захочет родить от него ребенка. Конечно, это не заставит ее забыть об Андрэ. Она всегда будет носить его в сознании, неизбежно будет вспоминать каждый день его жизни, его маленькое тельце, которое будет развиваться вдали от нее, которое постепенно будет обрастать мышцами и волосами, пока он не превратится в юношу, полного энергии, который потом превратится во взрослого мужчину, отмеченного возрастом, а его мать будет все время представлять его себе как комочек гладкой кожи и нежной плоти, который от нее однажды трагически оторвали. Но нам казалось, что Сан пойдет на пользу второй раз стать матерью, использовать ликую энергию, которую распространяют дети, не спрашивая.

В любом случае, она чувствовала себя довольно хорошо, гораздо лучше, чем мы ожидали. Шли месяцы, и она набрала потерянный вес. Быт неприятный момент, когда состоялся суд. Случилось примерно то, о чем говорила адвокат, но еще хуже: судья постановил, что это не похищение, а просто «изъятие». И заявил, что Бигадор должен вернуть ребенка. Вот и все. Сан почувствовала себя незащищенной и брошенной законом, но ничего нельзя было сделать.

В остальном она жила нормальной жизнью, — работа, Луис, встречи с Лилианой и другими подругами… Она часто говорила об Андрэ, но делала это не так, будто вспоминает потерянного ребенка. Она рассказывала о его делах, фразах и шутках, жестах и играх, как будто они состоялись только что и состоятся снова на следующий день. Иногда, каждые четыре или пять недель, она говорила с ним по несколько минут, когда Лиа могла ей звонить так, чтобы Бигадор не узнал. Мальчик продолжал плакать и просить ее, чтобы она его забрала. Несмотря на все это, никто из тех, кто не знал ее историю, не сказал бы, что эта женщина скрывала какие-то страдания, хотя мы представляли, как ей тяжело держать в тайне свою грусть, каждую минуту делать вид, что она не живет с этой не проходящей тоской, острой, как кинжал, который мог впиться в нее в любой момент. Но как бы хорошо мы ее ни знали, мы и представить не могли ее планов. Мы забыли, что Сан в беде способна принимать необыкновенные решения. И если она принимала решение, она претворяла его в жизнь.

Третьего октября 2007 года, спустя почти год после похищения Андрэ, Луис отправился в половину восьмого утра проводить свои лекции, как обычно. Когда он выходил из дома. Сан собиралась на работу. Они спокойно попрощались, — пока, милый, до скорого, хорошего тебе дня. Она его поцеловала немного странно для утренней спешки, очень долгим, возможно, немного грустным поцелуем, и сказала: «Я очень тебя люблю». Но он не догадался, что этот жест был знаком. Вернувшись в четыре, он нашел конверт на свое имя на столике у входа. Он вскрыл его, обеспокоенный и нервный. Сан сообщила ему в письме, что поехала в Анголу за Андрэ, и просила не следовать за ней, позволить ей самостоятельно выдержать бой. Она не хотела подвергать его опасности. В это время она уже была в самолете, перелетающем алжирскую пустыню или камерунские джунгли, пересекая Африку по направлению к тому месту, куда ее тянула сила решимости, каждый торопливый удар ее сердца и ее несокрушимая надежда.

Девять месяцев, с момента первого звонка Лии и Андрэ, Сан готовила свой тайный план. Она знала, что если расскажет нам, мы не позволим ей попробовать его осуществить. Через неделю после похищения пришло жесткое сообщение от Бигадора, единственное его сообщение: «Если вздумаешь приехать за ребенком, я тебя убью. Клянусь. И Лиа постоянно повторяла это в разговорах, — Бигадор говорит, что убьет тебя, если ты приедешь, не приезжай, пожалуйста, я уверена, он это сделает…