— Спасибо, у меня есть защитник, — парировала та и протянула узкую ладошку. — Кэт.

— Джоу.

Стоило отнять руку от раны, как пропитавшийся кровью котелок шлепнулся на землю. Головокружение сразу усилилось.

— Эй, да ты ранен, дружок! Ну-ка, обопрись, — скомандовала Кэт и подставила Ируду плечо. — Давай-давай, живо.

Мальчишка подскочил с другой стороны, начал пихать в ладонь Джоу носовой платок. Тот поймал его за шею и сообщил:

— Учти, селедка, за Бирманца уши оборву!

Мальчик покорно кивнул.

— Ну, тронулись, — твердо сказала Кэт.

Они сделали первый шаг. Ируд поймал языком кончик уса, втянул в рот и начал посасывать. Это придавало ему уверенности и сил. Почему-то рядом с этой маленькой женщиной Кэт, вовсе не похожей на его Козушку, Ируду очень хотелось быть уверенным и сильным. У уса был кисловатый привкус железа.

На севере, над Пуэбло-Сиамом, вспухли разноцветные зонты фейерверков. Звук дошел с запозданием, но хлестнул мощно. Так, что отдалось в ране.

Бум!

Потом снова и снова.

Бум! Бум…

Вступительное слово

Сказать по правде, Фласк был плохим поэтом, и небывалый ажиотаж, поднятый некоторыми исследователями вокруг «Одиночества кальмара», едва ли можно считать оправданным. То же самое можно сказать и о его художественных способностях — как иллюстратор[2]Фласк был чудовищен.

Устоявшееся мнение, что «Одиночество кальмара» является политической сатирой, также следует признать ошибочным.

Ажени Батакален. Париж, 1938.

Одиночество кальмара

I. В гостях у кальмара

Известно всем, что в Океане

Живут чудовищные твари

И все, почти без исключенья,

Способны вызвать отвращенье.

Однако уделим внимание

Тому нелепому созданию,

Что, будучи моим кошмаром,

Зовется у людей кальмаром.

Кальмар резиновотелесен,

В беседе мало интересен,

Но в то же время он болтлив

И вызывающе вежлив.

В пучине вод запрятав тело,

Не любит он сидеть без дела:

Он ловит сельдь, лишь заскучает,

И поит эту рыбу чаем.

К его убежищу в пучине

Не просто будет нам добраться,

Но коль уж выпало так ныне,

То все же стоит попытаться.

Что ж, значит, нужно собираться

К тому, кто, если догадаться,

Десятируким господином

Вообще-то должен называться.

С собою много в батисфере

Не унесешь на дно морское.

Положим, секретер с собою

Не взять. Иль вот еще примеры:

Не будем платье выходное

Мы мять в костюмах водолазных,

Что, безусловно, безобразны.

Но — кое-что возьмем с собою.

Букет цветов, бутылку джина.

Коробку сливы в коньяке.

Зажав цветы в одной руке,

Другой, поскольку мы — мужчины,

Обхватим нежно дамы стан.

И так — ко дну, где Океан

Заменит небо над главою,

Став бездной нежно-голубою.

Что ж, в результате сей прогулки

В глубины вод погружены,

Где к чаю приготовил булки

Кальмар — хозяин глубины.

Однако ж люди — не селедка,

Ему гостинцев припасли.

К нему мы на своей подлодке

Не просто так ведь доплыли.

Ну, в общем, славно посидели,

Вполне душевный вышел ужин.

Конфеты все почти поели,

И час пришел проститься уж.

Он, глядя на букет азалий,

Вздохнет: «Caputca mai folga!».[3]Печальный взгляд из ламинарий

Вас провожает очень долго.

II. На пол

Нашел покой в стеклянной призме

Десятирукий царь глубин.

Он там сидит совсем один

И поглощает формалин.

А посетители глазеют

И тычут пальцами в него,

Мол, посмотрите, каково

Чудовище!

А он краснеет

И прячет злобные глаза.

В своем бессилье он прекрасен,

Как шторм, когда гремит гроза.

Играют волны с ветром властным.

Он помнит, как из толщи вод

Смотрел на буйство и гордился,

Что океан — его феод.

А ныне — формалином спился.

О, одиночества кошмар!

О, несвобода заточенья!

Он помнит, что еще кальмар.

Но все же близится забвенье.

И вот он спит. И видит сны

О том, как темными ночами

Из мрачных вод из глубины

Он возвращается к началу,

Когда бездарные киты,

Что тоже мнят себя царями

И любят говорить на «ты»,

Хотят повелевать морями.

Поднимется кальмарий род

И силою своей ударит,

И сам Кальмар откроет рот

И поглотит безумных тварей.

Но вот беда — он одинок.

Сидит в своей стеклянной банке

И ждет, когда наступит срок,

Воспрянут водяные замки

И опадающей струей

Обрушатся на злую сушу,

И он отправится домой,

Свой плен стремительно разрушив.

Но тщетны монстровы мечты.

Мы не затем ныряли в воду,

Чтоб ничего из той воды

Не вытащить для несвободы.

И нам безумно повезло,