На самом деле я чуть не сошла с ума, пока медленно шла к зданию суда вместе с Глэдис. Когда я нервничаю, я хожу быстро. А когда я в ужасе, то могу выиграть олимпийскую медаль в марафонском забеге. Но Глэдис была спокойна и шла неторопливо. Она даже иногда останавливалась, чтобы полюбоваться на деревья и поглубже вдохнуть душистый апрельский воздух.

За двадцать шагов она останавливалась три раза. Я чуть не выла от нетерпения.

За время тщательной двухнедельной подготовки к слушанию дела я как-то совсем забыла об одной своей особенности. Дело в том, что публичные выступления всегда превращали меня в дрожащую идиотку.

К счастью, моя теперешняя работа позволяла мне избегать этого. До сегодняшнего дня я выступала в суде только раз в качестве свидетельницы ограбления кафе, когда училась в колледже. И даже в том случае я все равно дрожала от страха.

Поэтому я была очень рада, когда села за стол и поставила портфель перед собой, чтобы судья не видел моих дрожащих рук.

Нельзя сказать, что судья Найкрофт выглядел устрашающе. Он был очень похож на постаревшего Марка Твена, но посмотрел на нас, как мне показалось, с подозрением. Меня чуть не разбил паралич.

Глэдис вела себя потрясающе. Во-первых, она была одета со вкусом, а это первый признак нормальности. Во-вторых, у нее был умный, заинтересованный взгляд, как будто ей хотелось убедиться в справедливости американской судебной системы. В-третьих, она выгодно отличалась от своего нервничающего адвоката и казалась сильной и спокойной, как статуя Свободы.

Она стала еще спокойнее, когда судья неопределенно улыбнулся и посмотрел в нашу сторону.

– А сейчас, мисс Вэниман, хочу предупредить, что это не суд. Это лишь неофициальное слушание. Мы хотим быть уверены… что вы… э… умеете отвечать за свои поступки… Вам понятно?

– Да, ваша честь, – отчеканила Глэдис, глядя на него умными ярко-синими глазами. Вид у нее при этом был очень гордый.

– Хорошо. А может, вы расскажете нам, что вы конкретно чувствуете сейчас по этому поводу? Своими словами.

Глэдис посмотрела на судью. В зале стало очень тихо.

– Меня это все очень забавляет, ваша честь. Это похоже на старые фильмы. Такие как «Мистер Дид приходит в город», например.

И провалиться мне на этом месте, Глэдис взмахнула ресницами и стала похожа на Мэй Уэст.

Это был не суд, а конец моей адвокатской карьеры. Я даже вспомнила молитву Деве Марии на латинском языке. Но судья вдруг улыбнулся и стал похож уже на молодого Марка Твена.

– Или «Чудо на 34-й улице».

– Или «Харви».

– Там не было суда, – поправил ее судья.

– Но они признали Джимми Стюарта сумасшедшим, пока его не вызволил судья, – возразила Глэдис. – Знаете, этот фильм больше всего напоминает мне сегодняшнюю ситуацию. Если вы, конечно, не считаете меня сумасшедшей.

– Гм… это верно. Если…

Судья вдруг встал и взял в руки лист бумаги.

– Мисс Вэниман, вы читали, как ваш двоюродный брат с женой охарактеризовали ваши действия? Что вы можете на это ответить?

Глэдис гордо выпрямилась.

– У меня гораздо больше оснований считать моего двоюродного брата с женой сумасшедшими, ваша честь. За последние несколько лет я получила, вернее, заработала очень большое количество денег. Так как я привыкла жить очень скромно, я их почти не трачу. Но около месяца назад мне вдруг пришла в голову мысль, что я могу приятно удивить и порадовать брата с женой и своих племянников. Они всегда так хорошо ко мне относились, что мне захотелось хоть чем-то их отблагодарить. Понимаете, они-то всегда были добры ко мне, но даже доброта со временем начинает вас угнетать, если вы не можете отблагодарить людей в ответ. Возможно, я поступила слишком экстравагантно. Может, мне раз в жизни захотелось, чтобы люди посмотрели на меня и сказали: «Вот это да!» Согласна, что переборщила, наверное, мне отказало чувство меры. Но я так долго была нищей старой теткой для них. Я считаю, что, если у вас есть деньги, их надо тратить с радостью. Поэтому я так и поступила. – Глэдис немного помолчала, а потом заявила: – Полагаю, все люди имеют право немного покуражиться, даже такие тихие, как я. Я не думаю, что это сумасшествие. А вы?

Судья вздохнул, а потом покачал головой и повернулся к Джеймсу Паттерсмиту:

– Если у вас есть кролик в шляпе, мистер Паттерсмит, самое время его достать.

– У меня нет кролика, ваша честь, – ответил мистер Паттерсмит после долгого молчания и унылого вздоха.

Когда мы с Глэдис встали и направились к выходу, судья Найкрофт попросил меня на минуту задержаться.

– Адвокат Паттерсмит очень раздражительный человек, – сказал мне судья, усадив в удобное кожаное кресло.

Я лучезарно улыбнулась и кивнула.

– Но это не значит, что вы, защищая свою клиентку, имеете право оскорблять его клиентов и вышучивать его самого, – холодно добавил судья Найкрофт.

Я перестала улыбаться и вновь кивнула. Мне стало не по себе: Вдруг меня оштрафуют за шутки?

– Так что не делайте этого в будущем, хорошо? – улыбнулся мне судья, став опять молодым Марком Твеном.

– Разумеется, ваша честь, – тут же ответила я,

Иногда почтительность не помешает.

Но история на этом не закончилась. Посмотрев на судью, я заметила, что он как-то странно мнется и, похоже, смущается.

– Скажите мне, мисс Петере, вы, наверное, в курсе… Миссис Вэниман… э… она… одинока? – спросил он наконец. – Как вы думаете, она не хочет выйти замуж?

* * *

По дороге домой я ликовала. Я была так довольна своими профессиональными успехами, что даже забыла о своих личных любовных неудачах.

К сожалению, в мире были не только раздражительные адвокаты и справедливые судьи, в нем были еще и журналисты.

Через пару дней мне позвонил репортер из местной газеты.

– Я хотел бы взять у вас интервью по поводу инвестиционного женского клуба, который зарабатывает миллионы.

– Простите, – ответила я быстро, хотя уже понимала, что мы влипли, – боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.

– А я уверен, что понимаете. Я сидел в зале суда и видел судебные материалы. Там говорится, что вы представляете клуб домашних хозяек, которые заработали миллионы, играя на бирже. Это потрясающе. Я сделаю из этого замечательный материал.

Меня прошиб пот. Женский клуб выходил из подполья. Мы становились знаменитыми, и нас хотели выставить на обозрение толпе. Караул!

Когда я вежливо отделалась от репортера, то сразу же обзвонила всех членов клуба. Во-первых, я рассказала о нависшей над нами угрозе, во-вторых, предупредила, чтобы никто из них не давал интервью, пока мы не встретимся и не договоримся, о чем можно говорить. Подумав немного, я оставила такое же сообщение на автоответчике Вероники Харрис.