— Так, значит, вы уже здесь, — вымолвил наконец Уорик.

Он понимал, что разгорячен вином до предела, что чуть жив от ревности. Но никогда раньше он не испытывал таких чувств, как в эту минуту, такую страсть и такую… любовь.

Он сжал за спиной кулаки. Вино, которое он пил кубок за кубком, не притупило пронзительной боли. Это правда: он любил ее. Он влюбился. В эту ведьму, которую собирались вздернуть на виселице и которую он спас от веревки. Впрочем, как выяснилось впоследствии, она оказалась вовсе не ведьмой, а соблазнительной женщиной, умной, загадочной, прекрасной. Такой прекрасной при свете свечей. Одетой в белый шелк, ниспадавший к ее ногам изящными складками; шелк, который не скрывал округлостей ее груди и возбуждай в Уорике страстное желание прикоснуться к ней. А эти золотистые с красноватым отливом волосы, разбросанные по плечам, падающие на спину. Огненное солнце и пылающий рассвет, целое огненное море! А ее глаза, голубые, как море, море огня, пронзившие его так глубоко, что он больше не мог без них жить.

Любовь… Да, он влюбился. Он околдован этой морской девой, русалкой, богиней. Нет, он не должен любить ее! Его душа металась в страшных муках, не в силах побороть лихорадочной ярость и вожделения. И любви, которая привела его сюда. Боже, если бы эти холодные голубые глаза засверкали для него так же, как они сверкали для Карла, если бы эти губы прошептали ему слова, как одному из тех кавалеров, танцевавших с ней…

— А где же мне еще прикажете находиться, мой господин? — спросила Ондайн, решив говорить как можно равнодушнее и стараясь скрыть горечь в голосе и блеск в глазах, которые выдавали гнев, клокотавший внутри нее, как горящая лава.

Он приподнял бровь. Сатанинская улыбка по-прежнему играла на его губах, когда он прошел через комнату к камину и пошевелил железными щипцами горящие поленья.

— Судя по вашему поведению, дорогая жена, я решил, что вы находитесь где-нибудь в другом месте — очаровываете короля.

Уорик поставил щипцы на место и повернулся, продолжая улыбаться приятной и зловещей улыбкой.

— Я-то думал, что вы уже дожидаетесь своей очереди оказаться в королевской постели, как и прочие прекрасные, но очень меркантильные придворные особы.

Ондайн задохнулась от нанесенного оскорбления. Ее терпение лопнуло, и она схватила наугад первую попавшуюся вещь, чтобы бросить в него. К несчастью, под рукой не нашлось ничего более существенного, чем искусно вышитая подушка.

Этот снаряд пришелся ему прямо в лицо — к ее удивлению, граф не смог ее поймать. Она вскрикнула:

— Вы пьяны! Целый вечер вы обхаживали свою любовницу, леди Анну, накачались вином со своими высокородными друзьями, и после этого у вас хватает наглости врываться ко мне в спальню с нелепыми обвинениями! Вон отсюда! Возвращайтесь к своей драгоценной и обожаемой Анне и оставьте меня в покое!

Уорик бросил подушку на пол и, зацепив пальцами ремень на поясе, угрожающе шагнул к ней. Его лицо было мрачно, челюсти плотно сжаты, губы кривила недобрая усмешка, а в золотой сердцевине его глаз плясали отблески пламени.

— Пьян, моя леди… моя благочестивая, благородная, девственная жена! Да, возможно, и так! От одного только вида некоей замужней дамы… такой целомудренной и чистой в присутствии мужа… которая липнет к королю, как пчела к меду…

— Я липну к королю?! Как… — Ондайн не договорила. Голос Уорика оглушил ее:

— Да! Увиваетесь вокруг и липнете к его величеству, смеетесь, улыбаетесь своими соблазнительными вишнево-красными губками и разве только не кладет., свои обольстительные белые груди его величеству в руки.

— Ах! Вы лжец! Пьяный развратник! Вы даже не можете придумать что-нибудь получше бесстыдной манеры, с какой соблазняют вас ваши вульгарные шлюхи, и поэтому ожидаете такого же поведения и от других женщин! Прекрасно, вот и отправляйтесь к ним, мой уважаемый лорд Четхэм! Уходите…

— И оставить вас продолжать ваши шашни с королем?

— Да вы с ума сошли!

— Возможно, — сказал он покорно. — Да-да, вполне возможно! Потерял голову от маленькой воровки-беспризорницы, на которой женился. Неблагодарная, решила дурачить меня… С кем?! Не просто с королем, но с человеком, которого я зову своим лучшим другом. Ондайн…

Уорик отошел от камина и приблизился к ней. Его пальцы впились ей в плечи. Ондайн не отстранилась, а смотрела прямо ему в лицо. Ее глаза оживлялись пламенем свечей и то и дело вспыхивающей в них ненавистью.

— Уберите руки! — произнесла она отчетливо и жестко.

— Почему же, миледи? Неужели мужу должно быть отказано в том, что с такой легкостью дается кому-то другому? Интересно, чего вы добиваетесь? Нелли обхаживает короля за деньги и титул; Луиза заинтересована в драгоценностях и землях. Барбара Вильер превозносит короля за то, что он одарен волшебным талантом побить… Или в вашей прекрасной головке скрыты такие глубины, которые я даже не могу себе вообразить? Неужели вы добиваетесь его из страсти?

Граф слегка дотронулся до ее щеки. Он говорил с легкой хрипотцой, и его слова были так нежны; они убаюкивали, трогали, просачивались в самую душу… Но нет, она не настолько глупа, чтобы снова поддаться его гипнозу!

— Ублюдок! — прошипела Ондайн. Ее тонкие пальцы сжались в кулак, и она ударила его в грудь со всей силы. — Вон! Я презираю тебя!

Похоже, Уорик не замечал ни ее слов, ни ее ударов. Она еще раз сердито ударила его, вывернулась, подбежала к двери и распахнула ее:

— Вон, мой дорогой муж! Вы пьяны, и ваше присутствие оскорбительно! Оставьте меня в покое!

Граф подошел к ней и молча схватил ее за руки. Ондайн испуганно вскрикнула, когда Уорик с шумом захлопнул ногой дверь и задвинул щеколду.

— Что вам еще от меня нужно?! — закричала она.

— Кое-что обсудить со своей женой! — сказал граф спокойно и негромко, но с таким выражением, что она вдруг задрожала. Конечно, он пьян, но его рассудок оставался ясным и трезвым.

— Мне нечего обсуждать с пьяным негодяем, который волочится за отвратительными шлюхами! — огрызнулась Ондайн, пытаясь защититься. Он посмотрел на нее с такой насмешкой, что она поневоле вспомнила, чего стоят се нервные выкрики по сравнению с его стальной силой.

— А мне кажется, что к шлюхам, о которых идет речь, вы по праву можете отнести и себя.

— Убирайтесь! — взвилась Ондайн, и на этот раз у нее под рукой оказался превосходный увесистый кувшин с водой. Гнев придал ей силы, и она метнула его прямо в ненавистную и вызывающе красивую голову.

Реакция не подвела Уорика: он наклонил голову и избежал страшного удара. Кувшин разбился о дверь, окатив графа холодной водой. Он помедлил, приходя в себя, затем издал что-то наподобие звериного рычания и бросился к ней со стремительностью волка, настигшего наконец свою жертву.

— Нет! — завизжала Ондайн, отпрянув в сторону. Раздался сухой треск разрывающейся материи, и Уорик в ту же секунду понял, что держит в руках не свою жену, а часть ее одеяния. Ондайн избежала нападения мужа, — но за это лишилась половины ночной рубашки. В отчаянии она забилась в дальний угол кровати, надеясь, что этот хрупкий барьер между ними позволит ей выиграть время перед следующим нападением. Она подтянула пышную юбку, прикрыв ею обнажившуюся грудь.