Но Камилла лежала не в патрульной машине, как оказалось, и не в своей собственной. Это была «чеви-импала», принадлежавшая сотруднице магазина по имени Натали Бромберг. Мисс Бромберг мало что могла сказать детективам, поскольку, обнаружив в салоне Камиллу, она изъяснялась преимущественно визгом и плачем и в итоге получила здоровенную дозу успокоительного.

Мы с Винсом медленно осматривали территорию вокруг машины и салон, и у меня неуклонно росло ощущение: это — дело рук кого-то другого. Тело Камиллы лежало наполовину на сиденье, наполовину на полу, тогда как двое предыдущих были уложены аккуратнее. Вроде бы мелочь, но опять-таки она не вписывалась в схему и заставляла присмотреться повнимательнее.

Я не специалист по травмам, нанесенным тупым орудием, но места на теле Камиллы, куда пришлись удары, выглядели иначе, чем в двух других случаях; отметины на телах Понтера и Клейна, несомненно, были оставлены Плоской поверхностью на конце молотка, а повреждения на теле Камиллы имели слегка изогнутые очертания, словно убийца орудовал не плоским, а выпуклым предметом. Ручкой лопаты, деревянным брусом или, может быть… бейсбольной битой. Той, что лежит в доме у бывшего бейсболиста, у которого проблемы с самоконтролем.

Я глубоко задумался, и все как будто совпало — кроме одной мелочи. Зачем Берни Элану убивать Камиллу Фигг? А если почему-то он действительно решил ее убить, зачем изобрел столь сложный и отвратительный метод? Головоломка не складывалась, следовательно, я делал заключения, поддаваясь паранойе. Охотясь за мной, вовсе не обязательно убивать Камиллу. Нелепо.

Я работал вокруг машины, разбрызгивая «Блюстар» в попытке найти какое-нибудь красноречивое пятнышко крови. Я нашел слабый отпечаток мыска кроссовки на белой линии, ограничивающей парковочное место, где стояла «импала». В машине не оказалось никаких оберток от тако, хотя это трудно было назвать неопровержимым доказательством. Но на сиденье, где лежало тело, мы обнаружили большое пятно крови из жуткой раны на виске Камиллы. Раны головы всегда страшно кровоточат, однако на сиденье вытекло не так уж много, а значит, Камиллу убили где-то в другом месте, после чего бросили здесь. Убийца, наверное, припарковался рядом с «импалой» и быстренько перетащил труп Камиллы из своей машины в чужую; видимо, по пути он наступил в капнувшую кровь и оставил отпечаток ноги.

На руке Камиллы виднелась рана поменьше, там, где сломанная кость предплечья пробила кожу. Крови вытекло гораздо меньше, чем из раны на голове, но важнее оказалось другое. Кожа у предыдущих жертв вообще не была повреждена, а у Камиллы — два открытых перелома. Конечно, вряд ли на этом основании я бы добился ордера на арест, но, будучи ответственным взрослым человеком на службе у сил правопорядка, немедленно обратился к ведущему детективу по фамилии Худ.

Детектив Худ был здоровяк с низким лбом и еще более низким IQ. Он всегда злобно скалился и охотно прибегал к издевкам, сексуальным намекам и тумакам при разговоре с подозреваемыми. Он стоял в нескольких шагах от хозяйки машины и нетерпеливо ждал, когда успокоительное подействует и мисс Бромберг будет в состоянии ответить на вопросы, не рыдая. Он смотрел на нее, скрестив руки на груди, с крайне угрожающим выражением лица, и мисс Бромберг скорее всего понадобилась бы вторая доза успокоительного, если бы она подняла глаза и увидела детектива Худа.

Я уже пересекался с Худом в прошлом, а потому заговорил с дружеской прямотой:

— Привет, Ричард.

Он взглянул на меня и слегка помрачнел.

— Чего тебе? — поинтересовался он, не сделав даже попытки поддержать приятельскую беседу. Более того, в его голосе звучала враждебность.

Частенько оказывалось, что я неверно оценивал ситуацию и произносил неправильную фразу; видимо, на сей раз случилось то же самое. Всегда уходит несколько секунд на выбор нового варианта, особенно если ты не вполне уверен, в чем ошибка. Но бессмысленный взгляд и долгая пауза казались тем более неуместными, поэтому я заполнил брешь первым, что пришло в голову.

— Э… знаешь, я подумал…

— Ты подумал? — злобно передразнил он. — А хочешь знать, кретин, что думаю я?

Я, конечно, не хотел; Худ вряд ли знал хоть что-то, выходящее за пределы программы третьего класса, не считая разве что порнографии, которая меня не особо интересует. Но отказываться было невежливо, и в любом случае Худ не стал бы дожидаться моего ответа.

— Твоя недоделанная голливудская сестричка сидит по уши в дерьме, — сообщил он и, хотя в нарисованной им картине не проглядывалось особого смысла, повторил: — По уши, мать ее, в дерьме.

— Ну… возможно, — согласился я, пытаясь говорить Сдержанно, но уверенно, — однако на самом деле есть некоторые доказательства, что тут поработал убийца-подражатель.

Худ уставился на меня, выпятив челюсть. Она была огромная, эта челюсть, вполне способная вырвать из противника здоровенный кусок мяса, если бы до этого дошло.

— Доказательства, — повторил Худ, точно это слово не понравилось ему на вкус. — Типа какие?

— Раны, — ответил я. — У Камиллы в двух местах кровь, а у предыдущих трупов кожа нигде не была повреждена.

Худ на полдюйма повернул голову вбок и сплюнул.

— Ну ты и дерьмо, — процедил он, отвернувшись к мисс Бромберг, и его нижняя губа дернулась. — Совсем как твоя недоделанная сестра.

Я опустил глаза, желая удостовериться, что плевок Худа не попал мне на ботинок, и с радостью убедился в его промахе. Но не приходилось сомневаться: от детектива я не получу ничего, кроме слюны и дерьма, поэтому, предоставив коллеге плыть по течению его неандертальских мыслей, сам пошел взглянуть на останки Камиллы Фигг.

Но едва я отвернулся от Худа, как ощутил в глубинном, темном уголке души нечто вроде сухого подземного ропота — внезапное и неотложное предупреждение от Пассажира, гласившее: Декстер находится в перекрестии враждебного прицела. Время замедлилось до черепашьего шага, я застыл и огляделся в поисках угрозы; когда я посмотрел вбок, в сторону желтой ленты, огораживающей периметр, мелькнула яркая вспышка, и Пассажир зашипел.

Я моргнул, ожидая пули, но ничего не последовало. Просто какой-то зевака с фотоаппаратом. Я промигался после вспышки и увидел размьггый силуэт коренастого мужчины в серой футболке, который, опустив фотоаппарат, отступил в толпу. Он скрылся, прежде чем я успел разглядеть лицо или еще хоть что-нибудь, и я решительно не понимал, отчего во мне сработал внутренний сигнал тревоги. Фотограф не походил на снайпера или на террориста со взрывающимся велосипедом и скорее всего не представлял никакой реальной опасности. Очередной «немытый» с нездоровым любопытством в отношении смерти. Вот теперь я чувствовал себя по-настоящему глупо: я видел Тень повсюду, даже там, где ее не могло быть. Неужели я переходил из мира разума в мир калейдоскопической паранойи?

Я несколько секунд смотрел на то место, где исчез фотограф. Он не вернулся, и ничто не угрожало Декстеру гибелью. Просто нервы, и ничего более, а вовсе не Свидетель. Я вернулся к работе.