Последний отчаянный крик со «Звезды Явы» услышали по шестнадцатому каналу на десятке кораблей, но ближайшим к предполагаемому месту гибели оказался рефрижератор с грузом свежих скоропортящихся фруктов, предназначенных для доставки на американский рынок. Стоявший на мостике рефрижератора финский шкипер сразу же изменил курс. Прибыв к месту, он увидел качающиеся на воде автоматически надувающиеся плоты, спасательные пояса и жилеты. Сделав круг, финн смог прочитать на спасательных кругах название судна — «Звезда Явы». Следуя морскому закону, к которому он всегда относился с почтением, капитан Райкконен велел заглушить двигатели и спустить на воду шлюпку. Плоты оказались пустые, и он распорядился затопить их. Продолжать поиски не имело смысла. К тому же он и так потерял несколько часов.

С тяжёлым сердцем капитан Райкконен доложил по радио, что «Звезда Явы» ушла на дно со всей командой. В далёком Лондоне это известие огорчило страховщиков «Ллойде интернэшнл». Факт потери судна отметили в «Регистре Ллойда»[2]. Для всего мира «Звезда Явы» просто перестала существовать.

Доктора Хаттаба не было целую неделю, и всё это время Мартин провёл в камере с Кораном за компанию, чувствуя себя порой кандидатом в почётный клуб тех немногих, кто знает наизусть все 6666 стихов священной книги. К счастью, годы, проведённые в спецслужбах, наделили его редким среди людей даром: способностью очень долгое время оставаться совершенно неподвижным, не поддаваться скуке и подавлять желание пошевелиться.

Он снова заставлял себя адаптироваться к той созерцательной внутренней жизни, которая только и помогает находящемуся в одиночном заключении не сойти с ума.

А вот на авиабазе Эдзель этот талант никому не помогал — напряжение нарастало. Они потеряли объект, потеряли своего человека, и давление из Лэнгли и Лондона усиливалось. Марек Гуминни и Стив Хилл не скрывали нетерпения. «Хищник» получил второе задание: теперь он должен был не только наблюдать за Рас-эль-Хаймой, но и присматривать за «Рашей», если та появится в Заливе и пришвартуется где-нибудь в ОАЭ.

Доктор Хаттаб возвратился лишь после того, как самым тщательным образом проверил изложенную Афганцем историю его пребывания в Гуантанамо. Сделать это оказалось не просто. Беседовать лично с четырьмя выпущенными из американской тюрьмы британцами он не решился. Все четверо неоднократно заявляли, что не имеют к экстремистам никакого отношения, а в сети американских спецслужб попали совершенно случайно.

Проверка затруднялась и тем обстоятельством, что, отказавшись сотрудничать, Измат Хан провёл немало времени в одиночке, так что узнать его как следует остальные пленники не успели. Он признал, что усвоил несколько английских фраз во время бесчисленных допросов, слушая следователей из ЦРУ и их переводчика-пуштуна.

Услышанное подтверждало: в Гуантанамо пленник держался твёрдо. Просочившаяся из Афганистана информация указывала, что нападение на тюремный фургон, следовавший из Баграма в Пул-и-Чарки, действительно имело место. Разумеется, Хаттаб так и не узнал, что весь эпизод с побегом был разработан и разыгран под руководством резидента СИС. Бригадир Юсуф столь мастерски изобразил гнев, что сумел убедить даже агентов Талибана, к которым обратились за разъяснениями представители «Аль-Каиды».

— Давайте вернёмся к более раннему периоду, — предложил Хаттаб при следующей встрече с Афганцем. — Расскажите о своём детстве, семье.

Горы Афганистана Мартин знал лучше своего собеседника, и хотя Хаттаб провёл в своё время шесть месяцев в тренировочном лагере террористов, что повышало его авторитет среди арабов, жизнь пуштунского племени представлялась ему весьма смутно. Слушая чернобородого пленника, перечислявшего даже названия росших во дворе плодовых деревьев, он прилежно исписывал страницу за страницей.

На третий день второй стадии допросов они подошли к тому дню, 21 августа 1998 года, который стал поворотным в жизни Измат Хана. Дню, когда отклонившаяся от цели крылатая ракета «Томагавк» накрыла горное селение.

— Да, воистину трагическое событие, — пробормотал Хаттаб. — Странно только, что уцелели вы один, что во всём Афганистане не осталось ни одного родственника, который мог бы подтвердить вашу историю. Примечательное совпадение, а я как учёный не люблю совпадений. Что вы тогда почувствовали?

В Гуантанамо Измат Хан наотрез отказался отвечать на вопрос, почему он так ненавидит американцев. Пробел помогли заполнить сведения, полученные от тех, кто выжил после бунта в тюрьме Кала-и-Джанги и был отправлен впоследствии в лагерь «Дельта». Согласно этим сведениям, в армии Талибана Измат Хан пользовался безусловным авторитетом, его историю передавали из уст в уста, а о его бесстрашии ходили легенды. Эти же люди рассказали то немногое, что знали о гибели семьи Афганца.

Хаттаб задумчиво посмотрел на своего пленника. Сомнения ещё оставались, но в одном он успел убедиться: перед ним действительно Измат Хан. Оставался второй вопрос: не работает ли он на американцев? Не перешёл ли Измат Хан на их сторону?

— Итак, вы утверждаете, что объявили нечто вроде личной войны? Начали, так сказать, персональный джихад? Но что именно вы делали?

— Я воевал против Северного альянса, союзников американцев.

— Но только с октября 2001-го.

— До того американцев в Афганистане не было.

— Верно. Итак, вы воевали за Афганистан и… проиграли. А теперь хотите воевать ради Аллаха.

Мартин кивнул:

— Всё получилось в точности так, как предсказал Шейх.

Впервые за всё время их бесед доктор Хаттаб потерял хладнокровие. Секунд тридцать он безмолвно, с открытым ртом таращился на сидящего по другую сторону стола чернобородого мужчину. Потом, оправившись от изумления, прошептал:

— Ты… на самом деле встречался с Шейхом?

За шесть проведённых в тренировочном лагере месяцев Хаттаб ни разу даже не видел Усаму бен Ладена. Лишь однажды ему довелось заметить проехавший мимо чёрный «Лендкрузер» с затемнёнными стёклами. Но он с готовностью отрубил бы себе руку только для того, чтобы взглянуть на человека, которого почитал святым. Мартин поднял голову, посмотрел в глаза арабу и кивнул. Хаттаб вздохнул:

— Расскажите обо всём с самого начала. Подробно. Не упускайте ничего, ни мельчайшей детали.

И Мартин рассказал. Как мальчишкой, сразу по возвращении из медресе, пошёл в отряд отца. Как ходил в патрули. И как однажды на голом горном склоне их настиг русский вертолёт.

Он умолчал о британском офицере и о ракете «Блоупайп». Он рассказал только о том, как русские лётчики открыли огонь из пушки, как снаряды дробили камни и как потом, хвала Аллаху, у русских кончился боезапас и они улетели.

Он рассказал, как ощутил толчок, словно по ноге ударили молотом, как товарищи отнесли его в деревню, как встретили там крестьянина с ослом и как тот отвёз его к пещерам Джаджи и передан в руки находившихся там саудовцев.