Она села, растирая пальцы, поправила юбку, скромно подогнула под нее ноги. И когда она подняла на него глаза, он уже сидел, полуотвернувшись от нее, прикрывая лицо ладонью.

— Мои извинения, — холодно произнес он.

Она поняла, какая буря чувств все еще бушевала в нем. Его потребность в ней была больше, чем простая похоть или вожделение, гораздо больше, чем чувство утраты или одиночества. Он был человеком странным и сложным, сильным и полным недостатков. Железо становится сталью, пройдя наковальню войны, ярко сверкает под слоем сажи и крови. Он был выкованным в битвах мечом.

Женщина может помочь этому мечу сохраниться, и он останется рядом с ней навсегда и сделает сильнее ее саму.

«Но это буду не я. Я слишком надломлена и плохо склеена. Я никогда не смогу удержать его».

Вспомнив, как падала в него и боялась не вынырнуть из мрачных глубин его души, Лорел содрогнулась: «Я недостаточно сильна для него. Он захватит меня полностью. Он станет моим хозяином».

Однако этого она позволить не могла. Она однажды уже яростно боролась, чтобы сохранить себя… и проиграла. Второй такой проигрыш ее прикончит. Она глубоко вздохнула и встала на ноги. Спереди на юбке ее роскошного платья виднелось влажное пятно, свидетельство ее вожделения к нему. Она быстро накинула на плечи красивую шаль от Лементье, длинные концы которой скрыли предательскую улику. Только потом она повернулась и увидела, что Джек тоже встал и застегивает сюртук. Его облегающий покрой не полностью скрывал то, что недавно врезалось в нее.

После беглого взгляда вниз Лорел подняла глаза и больше их не опускала. Он посмотрел ей в глаза, но они были непроницаемы в наступающих сумерках.

Лорел вздернула подбородок:

— Мне нужны свечи.

Долгую минуту он молчал. За окном темнело, превращая его в неясный силуэт на фоне лиловеющего стекла.

Когда он наконец заговорил, голос его напоминал рычание.

— Согласна ли ты, оставить свой план бежать с Мелоди из Лондона?

— Поверишь ли ты, если я скажу да?

— Поверю.

— Я могу согласиться, а потом сбежать, когда ты меня отпустишь.

Она различила, что он кивнул:

— Можешь. Но я тебя найду. — Он слегка склонил голову набок. Ей очень захотелось увидеть выражение его лица. — Но ты не умеешь лгать, Лорел.

Она скрестила руки на груди. Она как-то позабыла, что он умеет читать ее мысли, так же как она его.

— Значит, ты хочешь правды? Нет, я не согласна. Я заберу свою дочь, Джек.

Его пальцы скользнули в карман жилета и вытащили оттуда ключ. Лорел вздрогнула, вспомнив о своем ключе, все еще висевшем у нее на шее, совершенно забытом, укрытом в лифе, который она чуть не позволила ему сорвать. Она с трудом сдержалась, чтобы не схватиться за него.

— Мне очень жаль, но я должен оставить тебя еще на одну ночь, чтобы ты хорошенько все обдумала.

Он повернулся, чтоб уйти, но перед тем как ступить за порог, снова обернулся, не глядя на нее, и тихо сказал:

— Спасибо. Ты всегда была хорошей слушательницей.

Затем он ушел, и щелчок замка был последним звуком дня в тишине ее тюремной камеры.

Когда Джек вернулся в клуб, разумеется, предварительно навестив свою комнату, чтобы сменить брюки, он помедлил перед дверью старой клубной залы, превращенной из мужской комнаты отдыха и покоя в беспорядочную, полную игрушек, а иногда и домашних любимцев семейную гостиную.

Им всем захочется узнать, куда он запропал. О, конечно, они не станут спрашивать его прямо, но Колин и Эйдан окинут его внимательными, оценивающими взглядами, как всегда в те моменты, когда сомневались в твердости его рассудка.

«И кто может их винить? Ты недавно чуть не напал на Лорел… против ее воли».

Но все же не напал. Получалось, что он не совсем тот негодяй, каким себя считал. Внутреннюю борьбу выиграл цивилизованный человек. Это была маленькая победа, но он и такой был рад.

Ему лишь хотелось, чтобы не пришлось выдерживать их вопросительные взгляды всякий раз, как входит в комнату. Набрав в грудь побольше воздуха, он отвел задвижку и распахнул тяжелую дубовую дверь…

Чтобы обнаружить, что никто не обратил внимания на его приход. Все Колин, Эйдан, Прю, Мэдлин, Эван и все старые козлы — члены клуба, столпились вокруг чего-то в дальнем конце помещения.

— А как насчет лимонных кексов, душенька? — донесся до Джека молящий шепот Колина. — Хочешь подучить чудесный лимонный кекс?

Джек только поднял брови, заметив, что Прю ущипнула мужа за руку.

— Сегодня повар не стряпал лимонных кексов, — прошипела она.

Колин беспомощно пожал плечами и, пробормотал в ответ:

— Прости, я запаниковал.

Теперь Джек наконец услышал усталые всхлипывания ребенка, который довел себя плачем до изнеможения.

— Хочу Нянечку-у-у!

Он настойчиво растолкал толпу. Пришлось поднять под локти лорда Олдрича и переставить его в сторону, затем бережно, но неумолимо разжать руки Мэдлин и лишь затем обнаружить в «оке урагана» свою дочь.

Он опустился перед ней на колени. Мелоди, личико которой пошло пятнами, было зареванным и довольно сопливым, взвыла и кинулась ему на шею.

— Хочу Нянечку-у-у!

Прижав дочурку к сердцу, он поднялся на ноги и, не говоря ни слова, повернулся и пошел прочь от взволнованной толпы. Они не препятствовали ему, потому что Мелоди в его руках мгновенно затихла.

Прю, самая решительная из них, поспешила спросить:

— Куда он ее понес?

Выходя из комнаты с дочкой на руках, Джек услышал успокоительный ответ Колина:

— Не волнуйся, любовь моя, Джек в минуты опасности никогда не колеблется.

Это, по крайней мере, было правдой.

Блэкли прекрасно знал это. «Ты должен совершить за него все… даже его собственное самоубийство».

Даже странно, как эти сердитые слова пронзили острым лучом проницательности его серый мир. Они бросили новый свет на все, что он думал о себе последние четыре года.

Как обычно, Лорел все понимала лучше его.

Однако теперь в помощи нуждалась ее дочь. Он был слишком эгоистичен. Он слишком долго берег Лорел только для себя.

Прижимая крохотного ребенка к груди, он торопливо взбежал по лестнице на чердак. Он знал, что нужно Мелоди. На свете было лишь одно существо, способное заполнить пустоту, о которой сегодня напомнили Мелоди.

Ей нужна была не старая Нянечка и даже не толпа любящих полуродственников. Ей нужна была мать.

Поскольку свечей в ее чердачной тюрьме не было и не было никакого резона долго не спать, Лорел посвятила последние голубые моменты сумерек приготовлению постели. Быстро умывшись в тазике, она почистила зубы уголком носового платка — разумеется, старого, а не одного из новых, воздушных, от Лементье — и надела тонкую льняную сорочку. Она как раз пробиралась в темноте к постели, когда услышала, что в дверном замке повернулся ключ.