же включился Борис. — Я в вашем мире не так долго, но даже мне по одному описанию очевидно, что тут поработал игиг».

«Не будем спешить…» — притормозил я попаданца.

— А раны? Синяки от ударов? Что-то такое было? — спросил я.

— Да, — мама кивнула, и я почувствовал, как Борис поджал губы. — Мы старались особо не лезть в эту историю, ты же видел, как Лиза реагирует, но у нас на работе обсуждали… Говорят, на последних жертвах живого места не было.

— В таком состоянии только бездомных находят? — я продолжил расспросы. — Хозяйские не пострадали?

— Только бездомные, — подтвердила мама.

— Вот поэтому полиция и не реагирует, — назидательно сказал Вася. — А вот пропал бы у Лопахина его борзой Размахай, сразу бы всполошились.

— Так что, никого даже не видели? — уточнил я. — А камеры?

— Этот живодер, по всей видимости, специально выбирает места без камер, — ответила мама. — Но орудует он в нашем районе.

— Попробую что-нибудь сделать, — пообещал я, Борис ворчливо добавил, что все равно тут чем-то дурным попахивает, и в этот момент наконец-то закончилась рекламная интеграция в папиной передаче.

Вновь раздался густой бас Толстова, и они принялись дальше обсуждать международную обстановку.

***

— Рад, что ты заглянул, — улыбнулся папа, когда я зашел к нему в студию после окончания эфира.

Толстов, довольный разговором, сидел сейчас за столом и поглощал мамину стряпню, запивая английским чаем. Время было уже позднее, и отец уговорил его остаться у нас в гостевом домике. Сам он, увидев меня, сразу же понял, что я не просто так повидаться заглянул.

— Рассказывай, — он устало погрузился в кресло, жестом пригласив меня сесть в такое же напротив.

Между нами свисал микрофон, закрепленный на специальном кране, и со стороны казалось, будто мы вдвоем готовимся к эфиру. Андрей Стрижевский берет интервью у таинственного игига по имени Никто…

«Оказывается, кто-то мечтает о славе?» — ехидно заметил Борис.

Я чуть не поперхнулся, но быстро взял себя в руки. Не за тем я сюда пришел, чтобы заплевать всех без повода. Хотя плеваться и с поводом особо не стоит.

— Папа, у меня есть вопросы, и они могут показаться тебе неприятными, — я посмотрел отцу в глаза.

Он кивнул, и я рассказал ему все, что случилось, начиная с того злополучного дня — двадцать седьмого августа. Скрыл лишь наличие в моей голове попаданца из параллельного мира. Об остальном же молчать не стал. Атака «Детей дракона», таинственные убийства парней, появление Ящерицы…

— Ты уверен, что эта женщина существует? — папа держался, но было видно, что ему неприятно говорить. — Ты действительно видел именно ее?

— Да, отец, я уверен, — твердо сказал я. — И еще я помню, что Ящерица рылась в студии, брала какие-то диски. Пап, скажи честно, кому ты перешел тогда дорогу? Годуновым? Ширинским-Шихматовым? Шуйским? Или, быть может, кому-то из корпорации? На кого там был компромат?

— Ни на кого, сын, — покачал головой отец. — Да, у нас были недопонимания с главами других дворянских родов. Но я ни на кого и никогда не собирал сплетен. Все, что я обсуждал в своих передачах, было открытым. Это и строительство второй атомной станции под Ржевом, и вырубка лесов «Руснедрами». Ты и вправду думал, будто кто-то решил меня проучить?

— Честно? Да, — подтвердил я.

— Я хранил только диски с музыкой, Дима, — мягко улыбнулся отец, но в глазах у него застыла вселенская скорбь. — Больше ничего. Я понимаю, что ты хочешь отомстить за Олю, но ее убийцы сидят в Петропавловке.

— Ящерица на свободе, — возразил я. — Это она убила мою сестру. И я ее найду. Прошло двадцать лет, но ты почему-то до сих пор мне не веришь. А я все это время мечтал встретить ту женщину и перед тем, как размазать по стенке, спросить: кто тебя нанял?

— Верю, — он ответил так просто, но так искренне, что у меня внутри словно что-то разжалось. А еще я неожиданно увидел, как постарел папа, как он осунулся. — На самом деле мне все это время хотелось думать, будто все уже позади. Саламандра и Анаконда сидят в тюрьме и вряд ли оттуда когда-нибудь выйдут. Они убили Олю и понесли наказание. А сейчас ты говоришь мне о том, что убийца до сих пор на свободе. Это очень больно, очень, и наверно, только поэтому я раньше не мог сказать тебе это…

Он замолчал… А я встал с кресла и, подойдя к отцу, крепко его обнял. Молча.

Глава 3

Где-то на торжокских улицах

Лена в очередной раз возвращалась домой после вечерней смены. А если совсем точно, то после всех трех — ей надо было срочно собрать деньги на оплату учебы в тверском университете, где уже вовсю шли занятия, но ее не допустили из-за долгов. Родителей у девушки не было, с четырнадцати ее воспитывала бабушка, которая умерла два года назад. А потому благополучие Лены зависело только от нее самой.

Она отказывала себе практически во всем. В одежде, во вкусной еде и в транспорте. Вот почему она выходила из дома сильно заранее, чтобы успеть дойти до «Белого лебедя», где трудилась официанткой. Так же, пешком, Лена передвигалась и после работы, экономя не только на такси, но и на обычном городском автобусе.

«Всего неделя, — твердила девушка про себя, еле переставляя ноги. — Всего неделя, и я наконец-то соберу полную сумму. Последний курс, я просто не могу себе позволить упустить этот шанс».

Она повторяла эти слова, будто мантру, чтобы не заснуть прямо на ходу. Холодало, на улицах ночного Торжка было неуютно, и ей хотелось поскорей очутиться в своей постели, тут же забыться сном и хоть немного восстановиться перед завтрашним днем. Вдруг что-то хрустнуло со стороны Тверцы. Как будто кто-то, крадучись осторожным шагом, наступил на сухую ветку и тут же замер, затаившись в кустах. Лена ускорила шаг, хотя это давалось ей с трудом. Почему-то ее тянуло в сторону берега, хотя именно там было темно и страшно. Она закуталась в свой старый плащ и втянула голову в плечи. А потом… потом она неожиданно почувствовала разливающееся по телу спокойствие. Как будто уже была у себя в кровати, засыпая под