– Эх, упустили! – он был расстроен до слез. – Если б я их захватил, быть бы мне главным эмиссаром в столичном сыске! А все этот нерасторопный маркизов лакей. Подсуетился бы пошустрее, и успели. Чего тянул, спрашивается?

Решив выяснить все до конца, он отправился к владетелю здешних мест и попросил его принять, несмотря на позднее время. Его милостиво допустили в гостиную маркиза Клента. Рядом с хозяином был его гость, граф Холлт, они мирно играли в кости. Эмиссар обратил внимание, что маркиз двигал пальцами правой руки так, будто она никогда и не висела у него безжизненной плетью.

Когда незваный гость попытался обвинить их в пособничестве врагам государства, услышал насмешливое от графа Холлта:

– Дорогой эмиссар тайного сыска, вы что, не знаете, что если б мы пошли против воли нашего дорогого короля Торрена Первого, то немедля бы сгорели? Мы же дали ему родовую клятву, нарушить которую невозможно. Так что разбирайтесь со своими лжеосведомителями сами. И пусть они у вас поменьше врут.

Маркиз переглянулся с графом, усмехнулся и небрежно добавил:

– Что касается столь странного для вас отплытия «Метелицы» ночью, да еще в шторм, то это я дал приказ капитану наловить побольше лосося. Вы же наверняка знаете, что моя любимая супруга готовится подарить мне очередного ребенка. Надеюсь, роды пройдут благополучно, и я смогу устроить достойный пир и для членов своего рода, и для соседей. А какой же пир без вкусной жирной рыбы? А хорошая рыба лучше всего ловится штормовой ночью, это любой дурак знает.

Чувствуя себя глупцом, над которым тонко поиздевались, эмиссар был вынужден уйти ни с чем. Дознаваться, с чего вдруг маркиз стал двигать изувеченной рукой, которой не мог пользоваться многие годы, о чем знали все вокруг, означало нарываться на еще большие насмешки. А он не любил, когда над ним надсмехались.

Младший лакей больше в дом маркиза не вернулся. Куда он делся, никто не узнавал.

Бесшумно скользя по волнам, «Метелица» летела сквозь ночь, широко, как океанский альбатрос, раскинув сероватые паруса. Ночь выдалась штормовая, беззвездная, мрачная, как раз для побега.

Немного постояв на качающейся палубе, Амирель спустилась в отведенную им с Ферруном малюсенькую каютку и прилегла на жесткий топчан, прикрытый лишь тонким одеялом из грубой шерсти, чувствуя себя отвратительно от непрерывной качки. Ее мутило, голова разболелась, и что-то отвратительно кололо в подреберье.

Почему никто не предупредил ее, что плавать на корабле так мерзостно? Раньше ей никогда ничем подобным заниматься не доводилось. И, как теперь выяснилось, ей крупно повезло.

Проведя вниз Агфе и устроив ее в трюме, Феррун вернулся на палубу и встал рядом с капитаном. Тот с насмешкой поглядывал на него, уверенный, что пассажир в полной темноте ничего не видит.

– За нами погони нет, – Феррун оглянулся, следя, как за кормой вьются бурунчики от смыкавшихся за судном волн.

Капитан посмотрел туда же, но кроме черноты ночи ничего не увидел.

– В Клентбурге нет парусников быстроходней «Метелицы». Не думаю, чтоб кто-то рискнул нас догонять в такой темноте, да еще при начинающемся шторме. К тому же для всех любопытствующих мы идем за лососем, наш маркиз надеется на скорое разрешение супруги от бремени.

– При чем тут лосось? – удивился Феррун.

– Для достойного пира. Если наконец-то родится девочка, он будет очень рад. У него четверо сыновей.

– Но дочерям нужно давать приданое, – не понял радости маркиза Феррун. – Насколько я слышал, здесь они считаются разорительницами семьи.

– А сыновьям нужно давать достойное обеспечение, чтоб они могли содержать свои семьи, – возразил капитан. – Так что это по сути одно и то же. Наследник закрепляет за семьей мэнор, а младшие получают определенную часть и отделяются. Эта часть зачастую превосходит приданое, даваемое дочерям.

– Вот как? Я не знал, – Феррун перевел взгляд на нависающие по правому борту скалы.

– Откуда ты такой взялся, что ничего не знаешь? – капитан не считал этого тощего паренька важной персоной. – И что ты такое натворил, что приходится с риском для жизни спасаться от эмиссаров тайного сыска?

– Я из Терминуса, увожу к себе жену, по указу вашего короля его официальную фаворитку. Это за ней он гонится. А я так, с боку припека.

Капитан потрясенно присвистнул. Он не испугался, но насторожился.

– Не шутишь? Какая из нее королевская фаворитка? Я ее не рассматривал, но на первый взгляд ни кожи, ни рожи.

– Вот и я так думаю, – легко согласился Феррун. – Но у вашего короля на этот счет другое мнение.

– А ты с какого перепугу на ней женился, если она тебе не нравится? Приданое большое, что ли?

– Зачем мне в Терминусе ваше большое приданое? – хмыкнул Феррун. – Туда еще вернуться надо.

Капитан твердо знал, что в Терминус, так же как в другие страны, дороги нет, поэтому россказням пассажира не поверил. Скорее уж он опытный моряк – вон как уверенно стоит на качающейся палубе, широко расставив ноги, даже не шелохнется. А что байки травит, среди морской братии так и положено.

– Мы на эту скалу сейчас не напоремся? – спросил пассажир, указывая рукой направо. – До нее осталось не более пяти фурлонгов.

Капитан сверился с компасом. Никакой скалы справа тут быть не должно. Но на всякий случай дал команду рулевому повернуть на румб влево. И когда на фоне темного неба по правому борту проплыла чернеющая, еле видимая в темноте громада опасного утеса, охнул от неожиданности.

– Куда же мы это заплыли? – он схватил потрепанную карту. – Я же плавал здесь тысячи раз. Ааа, понял! Эй, Парл, давай еще пару румбов на ост!

Рулевой быстро повернул руль, и корабль спокойно поплыл на юго-восток. Удостоверившись, что курс взят верный, капитан подошел к стоявшему возле борта пассажиру.

– А ты что, действительно видишь в темноте?

Тот глянул на него из-под низко надвинутого капюшона. Капитану почудились синие искры на его лице, и он недовольно поморщился, досадуя на себя. Да, не стоило так долго засиживаться в «Зубе кита», теперь с перепою мерещится демон ведает что. Но кто ж знал, что хозяин погонит его в такую ненастную ночь невесть куда?

– Да, вижу. Это полезно.

– А твоя жена?

– Нет.

Капитан почесал переломанный в двух местах нос – память о разгульной молодости – и спросил, просто для того, чтоб поддержать разговор:

– А почему она не захотела стать королевской фавориткой? Деньги, почет, жизнь богатая. Живи да радуйся. А чего еще бабе надо?

Феррун пожал плечами.

– Ну, наверное, не хочет, чтоб ее использовали.

Капитан не понял. Не хочет спать с королем, что ли? Так ведь бабе все равно, с кем спать. Лишь бы содержал да не бил. Но допытываться не стал, чем дальше, тем больше этот парень внушал ему какое-то странное опасение.