— Как и всё в моей жизни, это долгая история, — ответил он. — Можем пообедать как-нибудь в ближайшее время? Я бы очень хотел хорошенько наверстать упущенное.

— Непременно. Давай.

— В общем, — сказал Чарли, когда они вышли из бескрайних внутренних владений «Вудлендз» и двинулись по столь же обширной парковке, — если вкратце — я в некотором смысле ее отчим. Ее мать разведена — они живут вдвоем… и…то есть я не женат на ее матери, ничего такого, но провожу у них в доме много времени и стал, видимо, этакой отцовской фигурой. По крайней мере, хотел бы ею быть… Все сложно. Кавардак, если честно, Бен. Мне бы помогло поговорить с тобой чуток обо всем этом. Немногих я знаю людей, которые понимают… человеческую душу и все ее таинства.

Бенджамина этот комплимент тронул, но услышать такой оборот от Чарли было удивительно — он намекал на неочевидные запасы чуткости и уязвимости.

— Ну не знаю, — сказал он, чтобы укрепить взаимное доверие. — Когда прочтешь мою книгу — поймешь, что с эмоциями у меня в жизни было много трудностей, и…

— Ох ЕБ ТВОЮ МАТЬ! — завопил Чарли. — Ебте, ах ты блядская блядь сучья!

Бенджамин замер и вытаращил глаза от изумления. Они дошли до автомобиля Чарли — древнего, но прилежно начищенного и блестящего «ниссана-микры», и Чарли с бешенством и отчаянием смотрел на краску на водительской стороне. От передней фары до стоп-сигналов тянулась длинная, глубокая царапина, оставленная монетой или каким-то другим приспособлением.

— Он это сделал, — проговорил Чарли, цедя слова сквозь зубы. — Он это сделал, подонок. Я его убью, клянусь. Расколю ему башку и лицо ему изрежу, бля, выкидушкой.

Он развернулся и уже собрался рвануть обратно в садоводческий центр. Бенджамин наложил на его плечо сдерживающую руку.

— Чарли, не наделай глупостей, — произнес он. — Я понятия не имею, что у вас с ним такое, но… насилие — не ответ. Никогда не ответ. — А затем, чтобы хотя бы отвлечь его, добавил: — Так что, когда пообедаем?

Чарли помедлил, тяжко дыша, гнев все еще владел им почти целиком. А затем ответил:

— Ну да, ты прав. — После чего извлек телефон, чтобы глянуть в календарь, и миг кризиса миновал.

Апрель 2015-го

14 апреля 2015 года Консервативная партия обнародовала манифест перед грядущими всеобщими выборами. Дуг прочел первый абзац вступления Дэвида Кэмерона, пока ждал приезда Найджела на их привычную встречу в кафе рядом со станцией подземки «Темпл». «Пять лет назад, — читал он, — Британия была на грани…»

— Вы писали что-то из этой чепухи? — спросил Дуг, когда вечно юный заместитель помощника начальника отдела коммуникаций явился и сел напротив.

Найджел расплылся в ледяной улыбке, однако вроде бы не удивился и не очень-то смутился от такого гамбита.

— Ах, Дуглас, — сказал он, — вечно вы нападаете. Вечно пытаетесь заработать первое очко. Реши я, что вы хоть что-то из этого всерьез имеете в виду, обиделся бы. Но я неплохо узнал вас за все эти годы.

— Как боевой дух в Доме десять? — спросил Дуг, передавая Найджелу капучино, который уже заказал для него. — Паника зашкаливает, надо полагать.

— Уверенность, Дуглас, энтузиазм — вот что зашкаливает. Дэйв готов к этой борьбе — знаете почему? Потому что уверен, что выиграет.

— Он, стало быть, на опросы общественного мнения не смотрит?

— Мы никогда не обращаем никакого внимания на опросы общественного мнения. Они всегда ошибаются.

— Теледебаты прошли так себе. Эд Милибэнд[85] выступил довольно ярко.

— Эд славный парень, но он нас не беспокоит. Народ этой страны никогда не выберет премьером марксиста.

— Где вы вычитали, что он был марксистом? — спросил Дуг. — В «Дейли мейл»? Эд Милибэнд не марксист.

— Его отец был марксистом. Как пишет «Дейли мейл».

— Ой, да ладно вам, Найджел, что за глупости. Если отец марксист, это не означает, что сын марксист. У вас отец проктолог. Вы в таком случае кто?

— Вы то и дело вспоминаете профессию моего отца. Вам геморрой покоя не дает до сих пор?

Дуг вздохнул. С Найджелом они встречались два-три раза в год уже пять лет, но, насколько Дуг мог судить, он никак не приблизился к тому, чтобы пробиться сквозь этот фасад Найджеловой жизнерадостной помраченности.

— Поделом мне, — сказал он, — зря я думал, что вы поведете себя как-то иначе и не станете делать вид, будто все тип-топ. У вас, в конце концов, работа такая.

— Я бы не сказал, что все тип-топ, Дуг. Чуточку самодовольно так думать, если позволите. У нас по-прежнему много трудностей. Режим экономии все еще кусается — и тяжелее всего тем, кто менее всего способен с ним жить. Дэйв в курсе всего этого. Он не чудовище, что бы вы там о нем ни думали. Но мы довольно неплохо улавливаем настроения в стране, и, очевидно, когда все так трудно, когда будущее неопределенно, люди же не психи, чтобы голосовать за перемены. Преемственность, стабильность — вот чего они себе хотят, чтоб пережить лихую годину.

Дуг почесал голову.

— Но это же буквальная бессмыслица. При текущей администрации в стране бардак, а потому единственный выход — голосовать за текущую администрацию?

— В сухом остатке — да. Как раз вот эту очень отчетливую мысль мы собираемся донести до электората в ближайшие несколько недель.

— Что ж, удачи вам.

— Выбор сейчас — между сильным и устойчивым правительством Дэвида или слабым и беспорядочным Эда, которому, вероятно, придется вступить в коалицию с шотландскими националистами. Вы вдумайтесь!

— Вам, возможно, предстоит остаться в коалиции с либерал-демократами.

— Не беда, но этого все равно не случится. Мы собираемся завоевать абсолютное большинство голосов. Вполне уверены в этом. Так нам сообщают опросы общественного мнения.