Он буркнул что-то. В тот вечер большего она от него не добилась. Но у замысла Софи был недостаток. Непредвиденный недостаток. Мисс Томсетт и миссис О’Салливэн не явились в тот вечер на ужин, и потому они вновь сидели вчетвером, вместе, а миссис Мёрфи устроилась на другом краю стола (все еще решительно намеренная получать удовольствие от круиза, хотя ни на какие экскурсии она, судя по всему, не ездила). Мистер Уилкокс развлекался рассуждениями — отчасти в шутку, отчасти всерьез, — кто из их пожилых спутников преставился на сей раз.

* * *

Следующий день, пятницу, они провели в пути до Копенгагена. Наряды рекомендовали «свободные». («Дамам предлагается облачиться в умеренно свободные платья или же парные костюмы. Мужчинам можно выбрать между пиджачной парой, спортивной курткой или блейзером, с галстуком или без, или же строгой рубашкой с глухим воротником и галстуком».) Ежедневный вестник объявлял, что в десять тридцать состоится семинар об облысении, в одиннадцать — занятие «Сидя и стройно» («Приглашаем к Дэвиду на бережные физкультурные упражнения, с удобством выполняемые сидя, идеальная разминка») и показ фильма «Зулус»[82] в кинозале в два тридцать. Как обычно, в вестнике размещалась короткая юмористическая заметка под заголовком «Хиханьки Робина», в тот день — такая:

Позже утром Софи сходила в библиотеку проверить свою электронную почту и обнаружила письмо:

* * *

В воскресенье утром, когда корабль причалил в Копенгагене, Софи с Иэном приготовились покинуть круиз и вылететь домой. «Топаз IV» вернется в Дувр только еще через четыре дня — будут остановки в Северной Германии и Нидерландах, но, соглашаясь на это предложение, Софи решила, что десяти дней на море ей хватит (и об этом решении сейчас пожалела). Вот чемоданы уже собраны — и Софи попрощалась с Хенри. Как обычно, разговор получился доброжелательным, но она не смогла нащупать правильный тон. Хенри, как всегда, был сдержан, таинствен и безупречно учтив.

— Что ж, Хенри, — сказала она. — Громадное вам спасибо за все.

— Не за что, мадам. Это все часть сервиса.

— Вы превзошли любые рамки служебного долга. Трусы моему супругу гладили. Поразительно.

Он рассмеялся и повторил:

— Все часть сервиса.

— Вот моя визитка, — сказала она, — если вы… не знаю, если захотите поддерживать связь.

Он принял карточку, все еще улыбаясь, и убрал ее в карман не глядя.

— Надеюсь, вам понравилось… — Она собралась сказать «заботиться о нас», но решила, что выйдет нелепо. С чего заботиться о них вдруг приятнее, чем о ком бы то ни было еще? — В этой поездке. — Так она завершила фразу — неуклюже. — В смысле, я понимаю, что для вас это просто работа и… у вас нет такой каюты… — Его каюта, в которой он обитал еще с двумя членами экипажа, размещалась в недрах корабля, там не было иллюминаторов; это все, что Софи знала. — Ну, в общем… — Получалось все глупее и глупее. — В общем… Вот небольшая… признательность — от нас с Иэном.

Она вручила ему белый конверт с маленькой открыткой и несколькими купюрами. Они с Иэном — но в основном она сама — измучились, прикидывая, сколько следует дать и в какой валюте. В конце концов остановились на пятидесяти евро.

— Спасибо, мадам, — произнес Хенри, убирая конверт в тот же карман и пожимая ей руку. — Вы очень добры. Очень рад знакомству.

— Хорошо. И мы тоже. Когда будете в Лондоне или в Бирмингеме…

Хенри повторил, оказавшись почти в дверях:

— Спасибо, мадам.

— Ну… до свиданья. Или паалам, как вы бы сказали…

Хенри ушел. Иэн прыснул.

— Над чем смеешься?

— Над тобой. Сплошные либеральные терзания и отчаянная попытка задружбаниться с ним.

— Просто стараюсь вести себя любезно, вот и все, — сказала Софи; приметила на своем туалетном столике забытую губную помаду и бросила ее в сумочку. Вроде все. Она встала посреди каюты, огляделась, уперев руки в боки и ощущая, как накатывает внезапная меланхолия. — Буду скучать по этой каюте, — сказала она. — Мне очень понравились эти десять дней.

— Знаю-знаю, — сказал Иэн, обнимая ее. — Особенно та часть, пока меня не было.