Учреждение Ельциным в 1995 году Дня чекиста с воодушевлением встретили руководители органов безопасности. Патрушев приветствовал это решение как знак признания «социальной значимости» органов безопасности[628]. Зданович посчитал его актом глубоко символическим, новым поворотным пунктом исторического развития, когда прежде существовавшая неписаная традиция получила вторую жизнь[629].

Чекист-ветеран и депутат Московской городской думы Сергей Гончаров в интервью на День чекиста в 2002 году подробно объяснил, почему была выбрана именно эта дата[630]. Журналист указал на очевидный парадокс, что в «демократической России десятки тысяч людей по всей стране» отмечают советский праздник, и до сих пор используется слово «чекист», хоть оно и кажется анахронизмом. Гончаров разрешил это противоречие, заявив, что «чекист» — категория вечная. Его определение этого понятия вобрало в себя несколько элементов, характерных для недавно созданного мифа о чекисте и его месте в истории. Гончаров заявил, что категория «чекист» выходит за пределы времени и преходящих тривиальных политических интересов: «Понятие "чекист" давно уже вышло за те исторические рамки, в которых оно появилось. Правительства приходят и уходят, а уникальная цивилизация под названием Россия остается. На защиту ее коренных интересов запрограммированы люди, называющие себя чекистами».

Гончаров также объяснил, что выбор даты 20 декабря отражает тот факт, что носители советских традиций и традиций КГБ еще живы, как и сами эти традиции, «несмотря», отметил он мрачно, «на все попытки в 90-х годах уничтожить саму систему государственной безопасности страны». Он также отметил, что эти традиции должны сохраняться и после того, как уйдет последнее советское поколение, поскольку «традиции предполагают в первую очередь воспроизводство некоторой системы, основанной на корпоративных и этических ценностях». И снова в первую очередь подчеркивался этический, моральный аспект чекизма.

Учреждением Дня чекиста в 1995 году все не ограничилось. Тогда же проявились и другие симптомы авторитарного сдвига. Федеральные войска вторглись в Чечню в декабре 1994 года, а в марте 1995-го парламент освободил Сергея Ковалева от обязанностей Уполномоченного по правам человека. Принятые в том году законы, контролирующие деятельность ФСБ, пришли на смену относительно либеральным законам 1992 года, существенно усилили власть органов безопасности и сократили их ответственность[633]. Данная тенденция нашла отражение в целой серии новоиспеченных традиций и символических актов. Начал формироваться новый российский официальный календарь: в него были добавлены дни воинской славы, стали восстанавливаться дореволюционные традиции, связанные с православными святыми-воинами. Медали и ордена, врученные Ельциным в 1995 году, свидетельствуют о том же. В 1995-м Ельцин наградил психиатра, который в советское время был напрямую причастен к использованию психиатрии против диссидентов, а шпиону Моррису Коэну посмертно присвоил звание Героя России. Позже, в 1996 году, он «реабилитировал» советское знамя Победы, которое теперь по военным праздникам стало развеваться вместе с российским Государственным флагом[634]. Наконец, именно в 1995-е годы ФСБ была запущена первая серия громких шпионских дел. Как предположил один гражданский активист, через полвека 1995-й будет вспоминаться как год «затыкания ртов» в России[635].

Ельцинский авторитарный сдвиг того периода можно отчасти связать с утратой им популярности и власти, что заставило его к концу первого президентского срока все сильнее полагаться на органы госбезопасности[636]. Еще ярче эта тенденция проявилась в период второго президентского срока Ельцина. В 1996 году Ельцин назначил бывшего главу внешней разведки Евгения Примакова министром иностранных дел, завершив «козыревскую эпоху» в российской внешней политике[637]. Финансовый кризис августа 1998 года стал еще одной важной вехой, после чего на пост премьер-министра стали приходить бывшие силовики: Евгений Примаков, Сергей Степашин и, наконец, Владимир Путин.

Перечисленные выше события происходили параллельно с постепенным изменением официальных взглядов на советское прошлое вообще и чекистское в частности. Этот процесс достиг пика в декабре 1997 года, накануне празднования восьмидесятого юбилея советских органов государственной безопасности, когда Ельцин выступил с радиообращением, которое свидетельствовало о существенном сдвиге в официальном отношении к советской истории[638]. Чекисты считают эту речь переломным моментом в процессе восстановления престижа органов госбезопасности, символом конца демонизации их истории. Эта мысль заключалась в ключевой фразе ельцинской речи, которую часто цитируют чекистские комментаторы[639]: «Но каким было государство — такими были и его службы безопасности. Оглядываясь назад, я вижу — в разоблачении преступлений органов безопасности мы чуть было не перегнули палку. Ведь в их истории были не только черные периоды, но и славные страницы, которыми действительно можно гордиться».