Тем более, что информация мадам Легран могла существенно повлиять на его решение. Не знаю, кому было выгодно внушать Рейнару мысли о сумасшествии, но если бы он узнал, что это не так, то, возможно, вовсе бы отказался от сделки с Францией?

– Но вы уверены, что его величество уже уехал? Быть может, он еще во дворце? Мне нужно рассказать ему кое-что очень важное!

– Уверен, ваша светлость! Он уехал еще вчера днём. Он заезжал к нам в поместье по дороге. Он спрашивал о вас и сожалел, что не имел возможности вас дождаться.

Он приезжал! Он хотел видеть меня! Я закусываю губу, пытаясь сдержать возглас отчаяния. А я в то время гуляла по лавкам модисток и травниц!

– Но я могу сообщить вам и кое-что хорошее, сударыня, – заговорщически подмигивает мне граф. – В числе сопровождавших его величество дворян не было герцога Жуавиля!

– Вот как? – от такой новости я даже подаюсь вперед, едва не опрокидывая стоящий на столе хрустальный фужер.

– Именно так! – месье Амбуаз довольно потирает руки. – На моей памяти такое впервые. Герцог всегда был в свите короля – куда бы тот ни отправлялся.

Но я всё еще не могу поверить.

– Может быть, его светлость уехал в Париж раньше? Ведь именно он был инициатором переговоров.

– Кажется, герцог сделал ставку не на тех людей. И проиграл. Я слышал, что его светлость должен был получить от французов большое вознаграждение, если бы Тодория присоединилась к Франции на первоначальных условиях. Но ситуация изменилась, и мы с вами сыграли в этом не последнюю роль. Парижу придется пойти на серьезные уступки – в том числе, и финансовые. А значит, они предпочтут сэкономить хотя бы на вознаграждении герцога – тем более, что он его не отработал.

Мы оба представляем себе взбешенное лицо Жуанвиля и дружно смеемся.

– Ничего, ваше сиятельство, – я допиваю минеральную воду и отставляю фужер в сторону, – герцог найдет, чем компенсировать эту потерю. Кажется, именно он – один из учредителей «Тодорийских рудников».

– Неужели? – проявляет интерес граф. – В таком случае, может быть, и нам стоит в этом поучаствовать? У его светлости в денежных вопросах неплохое чутье.

Но я по-прежнему сомневаюсь.

– Не стоит, ваше сиятельство. Мне кажется, герцог – такой же мошенник, как наш Алан – только, конечно же, гораздо более высокого уровня. Ну, а если правы вы, и дело действительно стоящее, то вряд ли его светлость будет рад видеть нас в числе своих компаньонов. Так стоит ли напрашиваться на оскорбительный отказ?

Граф соглашается.

После завтрака я отправляюсь во дворец – теперь, когда Рейнар в отъезде, мне кажется вполне удобным навестить принцессу Луизу.

Ее высочество принимает меня в уютной гостиной, выдержанной в приятных бело-бежевых тонах. Здесь нет ничего, что могло бы свидетельствовать о дурном вкусе принцессы.

– Рада видеть вас в добром здравии, ваша светлость, – Луиза не считает нужным улыбнуться, но сейчас, по крайней мере, я не вижу в ее взгляде и неприязни. – Я слышала, вы ездили на Дикое озеро, чтобы устроить там лечебницу. Надеюсь, всё прошло благополучно?

Я коротко рассказываю и еще раз благодарю ее за помощь в больнице. Щеки принцессы краснеют от похвалы.

– Я нигде еще, ваша светлость, не чувствовала себя так хорошо, как там.

Я понимаю – она имеет в виду тот эмоциональный подъем, который испытывает всякий нормальный человек, сумевший бескорыстно помочь другому человеку. Но ее слова – прекрасный повод начать тот сложный разговор, ради которого я пришла.

– Значит, вы тоже заметили это, ваше высочество? – восклицаю я.

– Заметила что? – не понимает принцесса.

– Простите, ваше высочество, может быть, я вмешиваюсь не в свое дело, но мне показалось, что ваше самочувствие там действительно было гораздо лучше, чем во дворце. Вы не находите это странным?

Настроение принцессы сразу меняется.

– Я не желаю говорить на эту тему, ваша светлость. Неужели вы не понимаете, насколько это неприятно? Мне довольно того, что я регулярно обсуждаю это с докторами, которых брат приглашает во дворец. Если бы от подобных разговоров был толк, то я давно уже была бы здорова.

Но я не готова отступить. Другого подобного случая может и не представиться.

– Извините за настойчивость, ваше высочество, но это очень важно! У меня есть основания полагать, что ваше плохое самочувствие объясняется в значительной степени тем, что кто-то пытается вас отравить.

Луиза смотрит на меня с недоверием.

– Вы сошли с ума, ваша светлость? И кого же вы обвиняете в подобном коварстве? Моих фрейлин? Или слуг? Вы не понимаете, о чём говорите.

– Возможно, – не спорю я. – Но давайте это проверим. Когда я говорю об отравлении, я не имею в виду, что вам подсыпают или подливают что-то в пищу – трудно поверить, чтобы кто-то стал бы так рисковать. Но вот подложить вам в спальню что-то, что будет влиять на ваше самочувствие…

– Вы говорите о колдовстве? – глаза принцессы широко распахиваются.

Признаться, я думаю о чём-то более реальном, но разубеждать Луизу не спешу. Если ей проще принять магическую версию событий, то пусть так оно и будет – главное, чтобы она разрешила мне осмотреть свою спальню.

– Ну, что же, извольте, – наконец, кивает она.

Мы проходим в ее будуар. Мне не приходится говорить, что не следует звать ни дежурную фрейлину, ни горничную – принцесса сама понимает это.

Осмотр я начинаю с кровати. Прощупываю подушки, перетряхиваю одеяла, сбрасываю на пол перину. Для надежности следовало бы исследовать и гусиное перо, которым они набиты, но я удерживаю себя от излишнего усердия.

Я провожу рукой по туалетному столику, осматриваю ширму. Ее высочество наблюдает за моими действиями с улыбкой.

– Вы думаете, я не заметила бы в своей спальне чего-то странного?

– Возможно, это – самая обычная вещь, которая ни у кого не должна вызвать подозрений, – не только ей, но и себе говорю я.

Я беру в руки канделябр с пятью свечами, принюхиваюсь. Наверно, добавить яд в свечи не так уж сложно. Но никакого странного запаха не чувствую. Да если бы он был, Луиза и сама его бы уловила.

На окне стоит статуэтка пастушки – прелестная фарфоровая девушка в розовом платье держит в руках фарфоровое же крохотное ведерко, на дне которого – нечто жидкое с металлическим блеском.

Боюсь, мое лицо в этот момент становится бледнее, чем у принцессы.

Это что – ртуть?

Я не настолько хорошо разбираюсь в химии, чтобы идентифицировать это вещество со стопроцентной уверенностью, но этот странный оловянно-белый цвет наводит меня только на одну мысль. И хотя я видела ртуть только в градусниках и в учебном фильме, который нам показывали на лекции по истории медицины на курсах медсестер, я ощущаю нечто похожее на азарт сыщика, который наконец-то взял след.