Чтобы очистить дорогу от раскормленной нежити, потребовалось три полноценных экзорцизма. И то, твари лишь отступили и попрятались в стены, чтобы вновь вылезти, едва светлые шеры уйдут.

— Что это за дрянь, Энрике? — шепотом спросил Кай, морщась.

— Сюда вылезло все, что пряталось по подвалам дворца. Лучше бы нам закончить поскорее.

Кай кивнул, расправил плечи — как всегда, когда хотел съежиться и спрятаться — и подошел к дверям.

— Жди тут, — бросил он, толкнул створку и вошел.

Энрике хватило одного взгляда через плечо Кая, чтобы возблагодарить Двуединых и Дюбрайна за то, что Стриж не попал в руки Бастерхази. Происходящее в башне больше всего напоминало времена, когда Шу и Кай только вернулись в Суард из Сойки, и мертвая королева отдала дочери её сумасшедшее и непредсказуемое наследство. Только в этот раз Шуалейда и Линза были единым целым, и башня плакала вместо неё — сотни глаз по стенам лили разноцветные слезы, бумажные ласточки носились под потолком и щебетали что-то, не предназначенное для посторонних ушей, а за роялем в гостиной сидел белобрысый призрак и перебирал клавиши, звучащие гитарными переборами.

Все это исчезло, едва Каетано переступил порог — и слава Светлой. Не надо ему видеть сестру такой.

— Здравствуй, Кай.

Шуалейда подняла взгляд от книги, которую читала, устроившись на диване в гостиной. Выглядела она спокойной, даже улыбалась почти естественно.

— Мы так и не дождались тебя к обеду. — Голос Кая был также ровен.

— Прости, нет аппетита.

— Ты его отпустила или он сам сбежал? — не меняя тона, спросил Кай.

Шу вскочила, одним прыжком оказалась рядом с братом: волосы шипят змеями, с рук течет вьюга. Стены башни засветились мертвенно-синим и поплыли, сотни глаз уставились на Кая, сорвались со стен смерчами, завыли тонко и протяжно…

Все, конец?!

Энрике не успел испугаться, как все утихло. Башня погасла, а взбесившиеся потоки улеглись рычащими химерами у ног хозяйки.

— Не твое дело, — ответила она.

— Ладно. Не мое, — кивнул Кай. — Разбирайся со своим имуществом сама.

Надежда, боль, вина, страх и ширхаб знает что еще окатило Энрике… и снова наступила дрожащая, как цирковой канат, тишина. Не дожидаясь приказа, он сорвал со Стрижа плащ, отворил двери и толкнул мальчишку в спину. Он упал — правильно упал, на колени прямо к ногам Шу, задев её туфли спутанными волосами.

Шуалейда замерла. На сей раз она очень хорошо контролировала и себя, и Источник: никаких смерчей, сияния и прочих страшилок. Башня притворилась каменной, даже почти не подсматривала — только один оранжевый глаз таращился из-за занавесок.

— Я тебя не просила, — процедила Шу.

— Не стоит благодарности, — усмехнулся Кай, выдерживая взгляд колдуньи миг, второй, третий… — Жду тебя завтра. К завтраку.

Не дожидаясь ответа, Кай развернулся и неспешно вышел. Даже сумел сдержать облегченный вздох — до тех пор, пока за ним не затворилась дверь. А Энрике остался, то ли из любопытства, то ли из опасения, то ли просто забыл, что надо идти.

— В круг его, — ледяным тоном приказала Шу и отвернулась.

Энрике бы тоже отвернулся. И не смотрел бы ни на нее, ни на мальчишку. Не слушал бы их общей тоски и отчаяния. Но дело нужно закончить.

Он помог Стрижу подняться, проводил в лабораторию — мальчишка шел сам, гордо задрав нос, и не смотрел по сторонам… почти не смотрел. Кинул всего один взгляд на черную гитару, забытую на кровати, и задрал нос еще выше. Энрике указал ему на опалово мерцающий круг, разрезал веревку на руках, закрепил цепи. Про себя помолился Светлой, покровительнице сумасшедших, пьяных и влюбленных. Сбежал вниз и, не попрощавшись, захлопнул за собой дверь.

— Все, — устало выдохнул он в ответ на вопросительный взгляд Кая.

Тот кивнул: мы сделали, что могли.

Поиск истинной пары для шера сродни азартной игре: ставки неограниченно высоки, риск неограниченно велик, но и возможный выигрыш — бесконечное счастье и могущество. Сказка, да и только!

Но мы с вами живем в реальном мире, а не в сказке, где все дается даром, а истинная пара — всегда истинная пара и никуда от нас не денется, что бы мы ни творили.

Увы. Искать свою пару можно до позеленения, а найдя — получить неприятие, ненависть или хуже того, равнодушие. Почему, спросите вы? Ответ прост. Мы получаем ровно то, что готовы отдать. Способны и готовы любить — значит, способны и принять любовь. Способны понять, принять, взять на себя ответственность — и получим именно это. Если же мы живем как бедненькие уточки, которым все должны просто по факту существования, то и от истинной пары получим то же самое.

Потому что истинная пара — это не более чем зеркальное отражение нас сами. Не более, но и не менеe!

С.ш. Майнер, из лекции для широкой публики

3 день журавля

Шуалейда шера Суардис

Двери за Энрике закрылись, а Шу не могла сдвинуться с места. Вокруг бушевал ураган, рвал на части.

Убить! Растерзать, содрать кожу — до крови, до кости! Чтобы орал, срывая голос, и молил о пощаде. Переломать пальцы, один за другим, напиться его болью и отчаянием. Продержать его сутки без воды, чтобы потом, стоя на коленях, лакал из ладоней…

…чтобы пил из ладоней, собирал капли губами. Нежными, горячими… А потом запустить руки ему в волосы, взглянуть в глаза. Спросить — зачем? Зачем ты ушел? И услышать в ответ — я же вернулся…

Целовать рот, глаза, залечивать переломанные пальцы, поить из губ в губы вином…

Проклятье! Он не вернулся. Он бы не вернулся сам — как бы ни саднил осколок мечты глубоко внутри. Нет больше ласкового, страстного Тигренка — и не было никогда. Там, наверху, незнакомец. Пленник. Истинный шер — даже отсюда видно, как бушуют протуберанцы расплавленного золота.

Что же делать? Убить? Молить о прощении? Или выпить досуха, чтобы никому не достался?

«Нет. Не надо торопиться! — уговаривала себя Шу. — Может быть…»

Что может быть, она не знала. Нити вероятностей сгорели.

«Иди! Ну же, иди! Может быть, это последний раз, когда ты увидишь его. Ты знаешь, что сделаешь. Не притворяйся перед самой собой, маг разума. Маг правды…»

Шу коротко засмеялась и пошла наверх.

В лаборатории ничего не изменилось: те же свитки и шкатулки на столе, развешанные в простенке экспонаты из Гнилого Мешка вперемешку с оружием, полные книг шкафы. Только посреди комнаты, над опаловым озером, сияет пойманное солнце — слепит, заставляет жмуриться. Вокруг него вьются цветные струи, не то лаская, не то пытаясь утянуть в глубину.