— Два в последние четыре часа, — ответил адъютант.

— Черт! — бросил адмирал, гневаясь на судьбу, которая искалечила его великолепный корабль в такой неподходящий миг. В конце концов он решил идти в Мессину, где могли встретиться немецкие торговые суда; с них при необходимости уголь попросту реквизируют. На случай войны Германия заранее разделила Мировой океан на «округа» и в каждый назначила офицера по снабжению, который имел полномочия отправлять все суда в своем округе туда, где находились немецкие военные корабли, и использовать ресурсы немецких банков и коммерческих фирм для нужд военного флота.

Весь день, пока «Гебен» огибал оконечность итальянского «сапога», радист крейсера выстукивал приказ коммерческим пароходам идти к Мессине. В Таранто к «Гебену» присоединился «Бреслау».

«Срочно. Немецкий крейсер «Гебен» в Таранто», — телеграфировал британский консул 2 августа. Это известие всколыхнуло в адмиралтействе надежды — первая жертва британского флота: узнать местонахождение врага — наполовину выиграть схватку. Однако, поскольку Британия формально еще не вступила в войну, открытие охоты пришлось отложить. Пребывавший в ожидании приказа об атаке Черчилль 31 июля сообщил командующему Средиземноморским флотом адмиралу сэру Беркли Милну, что его первая задача — содействие в защите французских транспортов, «в том числе через обнаружение и, если возможно, вовлечение в бой отдельных быстроходных немецких кораблей, в особенности «Гебена»». Милну также напомнили, что «скоростей Ваших эскадр достаточно, чтобы Вы сами выбрали момент сражения». Тем не менее, одновременно ему, в противоречие сказанному ранее, велели «собрать все силы в кулак» и «избегать столкновений с превосходящими отрядами противника». Последний приказ не раз отдавался погребальным звоном в ушах англичан в последующие несколько дней.

Под «превосходящими отрядами» Черчилль, как он позднее объяснял, имел в виду австрийский флот. Его линкоры в сравнении с британскими «Инфлексиблами» были как французские линкоры по сравнению с «Гебеном» — надежнее бронированные и тяжелее вооруженные, зато более медленные. Черчилль позднее прибавлял, что его приказ вовсе не представлял собой «вето британским кораблям на какое-либо противодействие превосходящим силам противника вне зависимости от ситуации». Если это и в самом деле не было вето, значит командиры могли действовать по своему усмотрению; то есть мы сталкиваемся с главной проблемой всякой войны — темпераментом отдельного командира.

Накануне фактического боестолкновения, накануне момента, ради которого он выдерживал многолетнюю профессиональную подготовку, момента, когда жизни подчиненных, исход конкретной схватки и даже судьба кампании зависят от его решения в этот миг, — что происходит в сердце и в мыслях командира? Одни командиры преисполнены смелости, другие колеблются, третьи тщательно планируют, а четвертые бездействуют, словно парализованные страхом.

Адмирал Милн славился своей осмотрительностью. Холостяк пятидесяти девяти лет, видная фигура в обществе, бывший лорд-камергер Эдуарда VII и до сих пор в курсе всех событий при дворе, сын адмирала флота и крестник других адмиралов, заядлый рыбак, охотник на оленей и просто хороший парень, сэр Арчибальд Беркли Милн в 1911 году казался логичным кандидатом на должность командующего Средиземноморским флотом — самую популярную должность в ВМС Великобритании, пусть и более не самую важную. Он был назначен новым первым лордом, господином Черчиллем. Это назначение вскоре, пусть и в частном порядке, объявили «предательством военно-морского флота». Такие слова обронил адмирал лорд Фишер, бывший первый морской лорд, создатель дредноутов, самый жизнелюбивый и наименее лаконичный англичанин своего времени. Он лелеял мечту назначить на эту должность в ожидании войны, которая, по его предсказанию, должна была начаться в октябре 1914 года, адмирала Джеллико, главного артиллериста флота.

Когда Черчилль отправил Милна в Средиземное море, Фишер счел, что положение его протеже Джеллико как будущего главнокомандующего оказалось под угрозой, и не стал стесняться в выражениях. Он обрушился на Черчилля с разгромной критикой за «потакание бездарному двору», он сыпал проклятиями и выплевывал, как вулкан плюется лавой, обвинения в адрес Милна: «совершенно никчемный офицеришка», «никуда не годный адмирал, из которого сделали Admiralissimo». В ходу были и выражения покрепче: «закулисный подлиза», «скользкая гадина» и «сэр Б., который покупает вчерашнюю «Таймс» за один пенни». В письмах Фишера, которые всегда содержали настойчивое примечание «Сожгите это!» — по счастью, никто из его корреспондентов не выполнил этот наказ, — все изрядно преувеличено, и к высказываниям достойного адмирала следует относиться с осторожностью. Ни «отребье», но и далеко не Нельсон, адмирал Милн был типичным старшим офицером английского флота. Когда Фишер узнал, что кандидатуру Милна ни в коем случае не рассматривают применительно к посту главнокомандующего, он обратил свое огненное перо против других, оставив «сэра Б.» безмятежно наслаждаться Средиземноморьем.

В июне 1914 года Милн побывал в Константинополе, отобедал с султаном и его министрами и развлекал их на борту своего флагмана, не утруждая себя, как и прочие англичане, размышлениями о роли Турции в средиземноморском стратегии.

К 1 августа, получив предупреждение от Черчилля, он собрал на Мальте собственную эскадру из трех линейных крейсеров и эскадру из броненосных крейсеров, легких крейсеров и эсминцев под командой контр-адмирала сэра Эрнеста Траубриджа.

Рано утром 2 августа он получил второе предупреждение от Черчилля, гласившее: «За «Гебеном» должны следить два линейных крейсера», а за Адриатикой нужно «наблюдать», очевидно, высматривая австрийский флот. Недвусмысленный приказ требовал направить два крейсера сторожить «Гебен», однако Милн ослушался. Вместо этого он отправил «Индомитейбл» и «Индефатигейбл» вместе с эскадрой Траубриджа патрулировать Адриатику. Получив сведения, что «Гебен» видели утром того дня, идущим на юго-запад от Таранто, Милн послал легкий крейсер «Чатэм» в Мессинский пролив, где, по его мнению, мог скрываться «Гебен» — и где тот на самом деле скрывался. «Чатэм» вышел с Мальты в 5 часов вечера, миновал пролив в семь утра и доложил, что «Гебена» там нет. Разведка опоздала на шесть часов: адмирал Сушон уже ушел.

Он достиг Мессины днем ранее, когда Италия объявила о нейтралитете. Ему снова отказали в угле, но он пополнил ямы двумя тысячами тонн угля благодаря немецкой компании торгового судоходства. Он реквизировал в качестве тендера торговый пароход «Генерал» Немецкой Восточноафриканской линии, высадил на берег всех пассажиров и оплатил каждому из них железнодорожный билет до Неаполя. Не получив до сих пор приказов от командования, Сушон решил занять благоприятную позицию на случай начала боевых действий, пока ему не помешал враг. Под покровом темноты, в 1:00 ночи 3 августа он оставил Мессину и направился на запад, к алжирскому побережью, где планировал бомбардировать французские порты Бон и Филипвиль.

Между тем Черчилль отдал Милну новое распоряжение: «Нести дозор в устье Адриатики, но приоритетной целью объявлен «Гебен». Следуйте за ним, куда бы он ни пошел, и будьте готовы действовать по известию о начале войны, каковая представляется весьма вероятной и даже неизбежной». К этому моменту адмирал Милн уже не знал, где находится «Гебен», — «Чатэм» его потерял. Милн полагал, что крейсер идет на запад, планируя напасть на французские транспорты, а из допроса капитана немецкого угольщика, задержанного на Майорке, следовало, что после этого «Гебен» устремится через Гибралтар в Атлантику. В итоге «Индомитейбл» и «Индефатигейбл» освободили от патрулирования в Адриатическом море и послали на запад с приказом найти «Гебен». Весь день 3 августа «Гебен» уходил на запад от Мессины, а охотники отставали от него на целые сутки.