Я, конечно, перегнула палку, но это сработало. Я узнала правила бойскаутов, подслушивая на заседаниях в приходском зале Святого Танкреда, и никогда не думала, что они мне так пригодятся.

Его глаза наполнились слезами. Вмиг он снова превратился к мальчика, дающего обещания и нарушающего их.

– Я не хотел… – пробормотал он. – Просто…

Я вытянула руку, но не в жесте сочувствия.

– Дайте его сюда, – сказала я.

Бросив на меня взгляд исподлобья, Джеймс торопливо сунул руку в карман и положил предмет в мою ладонь.

Это оказалась стамеска, которую он мне уже показывал в вестибюле.

Я укоризненно взглянула на него и произнесла:

– Прекратите, Джеймс. Вы совершенно точно знаете, что я имею в виду.

Не в состоянии смотреть мне в глаза, он сунул руку в другой карман и достал то, что я хотела.

Я медленно прошлась по комнате, открыв два лезвия, ярко блеснувшие в луче солнца, упавшем в окно.

Именно это оружие убило мужчину на Стип-Холме? Теперь нет смысла переживать по поводу отпечатков пальцев. Если это и правда орудие убийства, Джеймс уже давно оставил на нем множество своих следов.

Я достала увеличительную линзу из ящика стола и внимательно рассмотрела нож.

– Фью! – присвистнула я. – «Картье», Лондон. У вас отличный вкус, Джеймс.

Я с первого взгляда определила, что чехол сделан из четырнадцатикаратного золота. На нем были красиво выгравированы инициалы владельца. Я поднесла нож к лицу и понюхала, потом постучала им по ладони. Мне на руку упали несколько темных крошек. Я еще раз принюхалась.

– Трубочный табак, – заключила я. – И если я правильно помню, вы не курите, так, Джеймс?

Джеймс кивнул.

– Позвольте предположить… – продолжила я. В искусстве детектива предположения не допускаются, но я наслаждалась собой, так что к черту правила. – Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы неторопливо прогуливались, наблюдая за птицами, наткнулись на труп, вернее, на то, что от него осталось, увидели в траве нож, подняли его, присмотрелись, прочитали имя производителя и прикарманили его.

Джеймс ничего не сказал.

«Правило номер одиннадцать, – подумала я. – Бойскаут упрям».

– Полноте, Джеймс, я бы сама поступила точно так же. Это же «Картье», бога ради!

Не уверена, что я поступила бы так же, честно говоря, но будем откровенны, золото есть золото.

Медленно и неохотно Джеймс кивнул, не в состоянии взглянуть мне в глаза.

– Я подумал, никто не узнает, – сказал он. – Простите.

Но я его не слушала. Мои мысли унеслись далеко вперед, оставив Джеймса Марлоу в пыли.

Если это карманный нож Оливера Инчболда, а в этом почти нет сомнений, как он оказался в траве рядом с телом пока еще не установленной жертвы?

Одно ясно совершенно точно: это слишком удобно.

Я вспомнила слова Клары. Они прозвучали у меня в голове: «Тетушка Лу сказала, что от него мало что осталось: несколько обрывков ткани, кошелек, трубка».

И ни слова о ноже.

Разумеется. Этого и не могло быть, не так ли? Джеймс уже прикарманил его.

И тетушка Лу, тетушка Карлы. Я чуть не забыла про нее.

Какую роль она сыграла в этой смертоносной драме? Ее призвали опознать тело, то есть останки.

Что она и сделала.

Неправильно.

Солгала она или просто ошиблась – ведь это, должно быть, ужасный стресс, – она видела лохмотья и останки и объявила, что они принадлежат Оливеру Инчболду.

И вскоре сама погибла в Средиземном море, ныряя с аквалангом.

– В тот день на Стип-Холме, Джеймс… вы видели кого-нибудь? Кого угодно?

Выстрел наугад, знаю.

Джеймс покачал головой.

– Клянусь, я был там единственным живым существом.

Разумеется. Я знала, что он не лжет. Тело явно находилось там какое-то время, до того как он его обнаружил.

Достаточно долго, чтобы чайки Стип-Холма оставили от него одни ошметки.

– Кстати, Джеймс, – продолжила я, – вы сказали репортеру, что, по вашему мнению, его убили чайки. Почему вы решили, что это мужчина?

Джеймс поджал губу, словно решал математическое уравнение.

– Из-за трубки, – внезапно ответил он.

– И перочинного ножа, – добавила я.

– Да, разумеется, и из-за ножа.

– Что ж, благодарю вас, – сказала я. – Вы очень помогли. Я передам эту информацию мистеру Уоллесу. Уверена, он свяжется с вами, если у него возникнут вопросы.

– Отдать вам нож? – спросил он.

– Нет, спасибо. Достаточно, что я его увидела.

Когда он ушел, мои мысли сосредоточились на Луизе Конгрив.

– …Алло, миссис Баннерман? Это опять Флавия де Люс.

– Флавия! Я так рада тебя слышать! Называй меня Милдред, ты забыла? Кстати, как обстоят дела с твоим новым хобби?

Милдред обладает острым, как бритва, умом и молниеносной реакцией.

– Вязанием на катушках? Мне кажется, я начинаю набивать руку. – Я подхватила ее игру, не моргнув и глазом. – Я распустила отцовский кардиган и делаю рождественских кукол для Фели и Даффи.

Сердитый щелчок на линии объявил, что мисс Рансимен прекратила подслушивать.

Несмотря на это, я была осторожна.

– Сегодня я еду в Лондон. Я бы хотела опять нанести визит вашей подруге, любительнице канареек. Как ее зовут… Конгрив? Я планирую сделать сюрприз тетушке Фелисити. Я так сочувствовала ей, когда умер Орфей. Она обожает бельгийских птиц, но я подумала, что могу удивить ее немецкой певчей птичкой из тирольских гор.

Все известные мне сведения о канарейках я почерпнула из нескольких принудительных просмотров тоскливого документального фильма, который время от времени крутили во время церковных праздников. Он назывался «Звездочка за решеткой: разведение канареек для забавы и ради заработка».

– Чудесно. Она будет счастлива. Я с удовольствием тебя повидаю.

– О, Милдред, – добавила я. – Я бы хотела также навестить того другого джентльмена – с Флит-стрит. Насчет клетки.

– Ты имеешь в виду Финбара Джойса?

– Прием. Прием. Вас понял, – сказала я. Просто не смогла сдержаться.

– Доггер, – объявила я. – Я снова еду в Лондон. Уезжаю прямо сейчас. Меня встретит миссис Баннерман, так что не беспокойся. Я вернусь в обычное время.

– Как скажете, мисс, – ответил Доггер. – Вызвать такси?

Поезд несся сквозь зиму, а я размышляла о Доггере. Старый солдат, которого ничем не удивить. Он охотно научил меня, как припрятать даму пик во время игры в «Черную леди»[25] с Фели и Даффи и не отказал, когда я попросила его ради шутки, имеющей отношение к фиалковому одеколону Фели, помочь выделить кое-какие летучие вещества из хвостовой железы дохлого барсука, найденного в лесу.