Джип уже стоял и урчал мотором. Кощей впрыгнул на заднее сиденье. Что к чему во всей этой катавасии, он не понимал. Кто послал мужика, чего этот мужик хотел от Бурого, было совсем неясно. Но если он так быстро и лихо расправился с тремя, в общем-то, не слабыми парнями, значит, действительно, задело его что-то серьезное. И Кощею вдруг стало не по себе. Так случается (это чувство знакомо каждому охотнику, оно появляется вдруг): идешь, идешь по лесной тропе, карабкаешься, обходишь деревья, и вдруг руки начинают дрожать, хотя никакой явной причины нет.., ощущение такое, будто зверь крадется за тобой следом и уже выпустил когти, готовый броситься тебе на спину. Охотник испуганно оглядывается, втягивая голову в плечи, а за спиной тихо, даже травинка не шелохнется, даже лист не упадет с дерева. И возможно, от этого страх становится еще более жутким. Уже хочется не идти, делая осторожные шаги, а появляется желание, неподконтрольное, которое невозможно остановить, невозможно подавить, – хочется бежать сломя голову, натыкаясь на деревья, оцарапывая лицо ветками, быстрее и быстрее. Падать, спотыкаться, вставать и вновь бежать, уносить ноги с этого проклятого места…

Что-то подобное уже случалось и с Кощеем, но раньше ему удавалось выкручиваться – не паниковать. Он испуганно оглянулся, даже его телохранитель вздрогнул.

– Что такое? – спросил он, нащупывая в кармане рукоятку пистолета.

– Да нет, ничего, – сдавленным голосом отвечал Кощей, – ничего, ничего. Трогай быстрее.

– Куда? – задал вопрос водитель, но сцепление выжал, и джип сорвался с места.

– Куда хочешь. Давай к Султану.

– А я думал, на вокзал.

– Ты, бля, лучше не думай, а делай то, что я тебе говорю. Думать буду я, а вы будете выполнять, мать вашу!

Кощей рассвирепел мгновенно, в считанные секунды в уголках рта появилась белая не то слюна, не то пена, глаза сузились.

– Быстрее езжай, мать твою, тянешься, как таракан беременный!

Водитель гнал вовсю, но Кощею этого показалось мало.

– Быстрее, бля! – крикнул он. – Еще быстрее!

Телохранители переглянулись. Все это напоминало побег, но от кого и куда пытается убежать и скрыться их хозяин, они не понимали. Кощей дрожащими руками вытащил из нагрудного кармана серебряную табакерку с кокаином и принялся втягивать вначале левой ноздрей, затем правой белый дурманящий порошок.

– Ух! – выдохнул он, откинувшись на спинку сиденья.

«Вот-вот должно полегчать» – таково было выражение его лица.

Но страх не отпускал. Кощей пытался понять, пытался проанализировать, откуда этот страх. Ведь ничего такого страшного не случилось, обыкновенные разборки. Появился какой-то залетный, может. Бурый ему что-то сказал, нагрубил, он его и прижал к стене, поговорил как следует.

А тут еще двое под руку подвернулись, он и этих усмирил.

Но кто это такой и за что он так круто расправился с Бурым, Кощею было невдомек. Связать же все происшедшее с мальчишкой в джинсовой куртке, которого Кощей отправил к клиенту Султана, бандиту и в голову не приходило.

Ведь он за день или за ночь отправлял по разным местам иногда по несколько десятков проституток или мальчиков, так что дело, в общем-то, было обычным.

«А может, Бурый кому-нибудь задолжал и пришли или, вернее, прислали кого-нибудь вернуть деньги?» Но если бы такое случилось, Кощей знал бы это. Когда его люди попадали в сложные ситуации, разбирались, звонили, разговаривали, толковали, как правило, с ним, ведь деньги были у него и договориться проще всего с хозяином, а не с его подчиненными.

– Дай телефон, – буркнул Кощей и принялся набирать номер Султана.

Тот трубку взял сразу.

– Ну-ну, да, я конечно! – на банальный вопрос «Это ты?» ответил Султан. – Спасибо, мои добрые знакомые позвонили, мальчики у них. Правда, один парнишка строптивый, ну да, думаю, его обломают. Есть опыт.

– Это о чем ты? – спросил Кощей.

– Как о чем, да про двух парнишек, которых я тебе заказал.

– А, про это… Слушай, Султан, тут у меня лажа.

– Какая еще лажа?

– Бурого избили.

– Как избили? А я при чем? Это же твой человек.

– Так может, ты чего слышал?

– Чего я должен был слышать?

– Да какой-то мужик, абсолютно незнакомый, никто его здесь раньше не видел…

– А где этот твой Бурый? – спросил Султан с неприятным хохотком.

– Да в больнице, в сознание пока еще прийти не может.

– Другого поставишь, – философски заметил Султан.

– Ну ладно, если ты ничего не знаешь, тогда напрасно я тебя дернул.

– Если что услышу, то позвоню, будь спокоен.

– Да-да, да-да, буду спокоен, – Кощей отключил телефон.

Настроение не улучшалось, оно было таким же гнусным, как до разговора с Султаном.

* * *

Если бы сейчас кто-нибудь был рядом с Борисом Рублевым и спросил у него, почему он, взрослый мужчина, у которого есть дела, так переживает из-за какого-то бродяжки, то навряд ли услышал бы внятный ответ. Пока еще Комбат и сам не знал, почему он так близко принял к сердцу исчезновение Сергея Никитина. Ведь еще вчера он даже не подозревал о существовании этого парнишки.

Да, вчера он не знал Никитина, а сейчас он уже не мог представить своей жизни без него.

Комбат мчался по городу. Один перекресток, второй, третий…

– Скорее, скорее! – торопил Борис Рублев свою машину.

Вот и пост ГАИ, только сейчас Комбат понял, что он за кольцевой. Гаишник, возникший словно из-под земли, в бронежилете и в каске, сделал знак остановиться. Комбат затормозил, выбрался из машины и быстро зашагал, к милиционеру.

Гаишник небрежно козырнул.

– Что-то случилось? – спросил он, встретившись взглядом с Комбатом, слишком уж необычным было выражение лица Бориса Рублева.

– Случилось, браток, – сказал Комбат, и слово «браток» сблизило гаишника и бывшего командира десантно-штурмового батальона, а может, тельник, который увидел гаишник, внушил ему доверие к высокому сильному мужчине. – Случилось, случилось. Я тут адресок один хочу у тебя спросить.

– Какой адресок? – осведомился гаишник.

И Комбат принялся объяснять.

– А, это… Так вам еще километров двенадцать ехать.

– Сколько?

– Двенадцать, – сказал гаишник. – Там будет поворот и съезд, там особняки новых русских (слово «новых» гаишник произнес немного презрительно).

– Ну спасибо, браток, – Комбат протянул руку.

Гаишник механически подал свою ладонь, Комбат крепко пожал.