На самом дне я нашарила что-то – и оно зашипело, просачиваясь сквозь пальцы, словно я засунула руку в кофеварку. Я знала, что это, должно быть, какой-то оберег – необерегающие заговоры более привязчивые, – но живой оберег не должен лежать на дне коробки дешевого барахла на распродаже. Возможно, он выпал из одной из тех щелястых шкатулочек. Я поколебалась, потом вытащила его – осторожно – рассмотреть получше. Теперь оно привлекло мое внимание и уже не должно было счесть необходимым взбалтывать мою руку, как яйцо для омлета.

Стиль дизайна я не узнала. Овал, длиной немного меньше моей ладони, со слегка рельефным краем. Плотный и тяжелый, какими были старые монеты, прежде чем монетные дворы пришли в упадок и начали чеканить пенни, которые порой гнутся, случись уронить их ребром на твердый пол. Это серебро, подумала я, или платина; металл настолько потемнел, что я едва могла различить изображения – хотя там точно было что-то изображено. Три чего-то: наверху, посередине и внизу, как на древнеегипетских надписях. Единственное я могла сказать с уверенностью: это не были ни какие-либо известные мне охранительные символы, ни универсальные круг, звезда и крест.

Самое интересное, что он был живой. Очень даже живой. Обереги не обязательно индивидуально настраиваются, как большинство заговоров, и, если в данный момент их не используют, они могут тихо дремать долгое время, а затем проснуться и оберегать; но даже оберег, который настроен лично на тебя, не бросится к тебе и не станет вилять хвостом, как собака, которая хочет на прогулку.

Я могла положить оберег обратно. Могла показать его продавцу и сказать: «Вы ошиблись. Этот до сих пор работает». Но ни того, ни другого я не сделана. Казалось, ему нравится лежать у меня на ладони. Хватит дурью маяться, подумала я. Он реагирует не на меня лично.

Получить за него большие деньги явно никто не ожидал, но, возможно, только потому, что не заметили, что он жив. Попробовать все же стоило. Я отнесла две книги и тусклый оберег к подозрительного вида субъекту за карточным столом с ржавой коробкой для денег. Он выхватил вещи из моих рук с таким видом, будто знал, что я пыталась их стащить. Но он был настолько занят, размышляя, стоит ли продавать мне «Алтарь Тьмы» (где смерть героини отстоит аж на четыре сотни страниц от начала), который, конечно, стоил куда больше семнадцати мигов за пару, как гласила надпись на покосившейся табличке, что едва заметил мой маленький глиф. Я изобразила оскорбленную невинность, когда он начал разглагольствовать об «Алтаре», а несколько других покупателей смерили его сердитыми взглядами и проворчали что-то насчет честности. Этот раунд выиграла я. Так что, когда он посмотрел на глиф и сказал «пятьдесят мигов», я презрительно фыркнула, чтобы дать понять, что он – разбойник и грабитель, и отдала эти деньги. О книгах он знал больше. Даже мертвый оберег, сделанный из серебряной пластинки, стоил больше. Миг – это доллар, так стало в послевоенные времена, когда наша экономика рухнула, и средняя зарплата исчезала в мгновение ока.

Более интересно было то, что он коснулся глифа и не сказал: «Ого! Будто руку в кофеварку сунул!»

Эймил с каменным лицом наблюдала за моим представлением.

– Отлично сработано, – одобрила она по дороге к машине. – «Темная кровь – 4» по цене семнадцать за пару! Зора позеленеет от зависти. А это что за штучка? – Она взяла глиф со стопки книг. Мистер Ржавая Коробка Для Денег не заметил ничего сверхъестественного; если и Эймил ничего не заметит, значит, дело в другом.

Эймил не сказала, что чувствует, будто ей в плечо молотом ударили.

– Хммм. Он довольно… привлекателен, не так ли? Даже в таком потемневшем виде.

– Привлекательный? – Возможно, оберег решил, что ставить людям волосы торчком – не лучший способ ладить с людьми и влиять на них. – Ты можешь понять, что на нем изображено?

Она нахмурилась, поворачивая оберег так и этак на свету.

– Без понятия. Может, позже, когда ты его отполируешь.

Десертная вахта той ночью была примечательна только количеством людей, желавших вишневых пирожных. Они входили в моду. Блин. Я не очень-то люблю электрические приспособления – большинство других так называемых домашних пекарен в городе использует, например, тестомешалки, что я считаю позором – но делать вишневые пирожные без такой машинки невозможно.

Я уже говорила, что делаю только индивидуальные пирожные, и раньше посетителям приходилось заказывать их вместе с основным блюдом, чтобы мне хватило времени выполнить заказ. Но они продолжали входить в моду. Я не хотела, чтобы вишневые пирожные стали новой «Смертью Марата». Что это такое? Когда я впервые попала в пекарню и слонялась в ней без дела, понимая, что Чарли построил ее для меня, я баловалась с десертами, которые выглядят как что-то одно, а потом ты втыкаешь в них вилку – и они оказываются чем-то совершенно другим. Но готичность в пекарне совсем не обязательно уместна. Я сделала легкие и воздушные на вид пирожные и предоставила их группе завсегдатаев, вызвавшихся в подопытные. Эймил вооружилась ножом, воткнула его в пирожное – и начинка из малины и черной смородины, прорвав тонкий слой теста, брызнула через край блюда и потекла на стойку.

«Боги, Светлячок, что это – смерть Марата?» – спросила она. Эймил слишком много читает. Все, находившиеся той ночью в «Кофейне Чарли», захотели это попробовать, и «Смерть Марата» стала первым из прославившихся вскоре эпических творений Светлячка с невозможными названиями. Хотя я уверена: большая часть нашей клиентуры считает Марата каким-нибудь вампиром-владыкой. А вообще Эймил великолепно придумывает названия. Именно на ее совести «Коротышки-близнецы», «Грааль Гурмана», да и «Масляный Предел». Проблема в том, что долгие месяцы спустя я получала постоянные заказы на эту чертову штуку, а легкие воздушные десерты с плотной начинкой ой как тяжело делать. Наши давние завсегдатаи до сих пор иногда ее заказывают – но теперь я старше и норовистее и скорее отвечу «нет». Я займусь этим, если заказчик мне достаточно нравится. Возможно.

Что ж, вишневый сезон здесь долго не продлится; я вернусь к яблочному пирогу прежде, чем Билли успеет соскучиться по чистке яблок. Если я не найду другой источник дешевого детского труда, в следующем году придется покупать для этого машинку. Это правда, что в «Кофейне Чарли» многое делается с нуля, а другое, в чем никто из нас не достаточно хорош, не делается вообще; но правда также и то, что наши преданные посетители вынуждены нас слушаться. Если я решила, что не хочу делать вишневые пирожные вне сезона созревания вишен, они могут принять это или отправляться в какой-нибудь фаст-фуд.

Добравшись домой, я выловила вчерашние простыни и ночнушку из ванны, где они отмокали от пятен крови (ну прямо смерть Марата без самого Марата), отволокла их на первый этаж и загрузила в стиральную машину. Если Иоланда и заметила, как много я занималась стиркой за последние два месяца, она промолчала.

Я водрузила «Алтарь» и «Мерзейшую Магию» на покосившуюся стопку ожидавших прочтения книг в углу гостиной и вытащила полироль для серебра. Не совсем стандартное оборудование в моем быту – пришлось купить по пути домой. Оберег оказался замечательным. Только я все равно не могла расшифровать иероглифы на нем.