– Странно, что он так думал, – грубо перебил я Мишарина. – Если, как вы говорите, человеческая жизнь – это нечто вроде готового фильма, то как гибель Стаса могла изменить будущее? В готовый фильм нового кадра не вставишь.

– Вы меня невнимательно слушали, – кротко, отчего меня передернуло, проговорил Мишарин. – У каждого человека имеется программа жизни. Большинство людей проживают жизнь, не имея представления о будущих событиях, смотрят, так сказать, свое кино по порядку, кадр за кадром. Но если узнать о будущем заранее, то программа изменится. И не только у этого человека, но и у тех, кто с ним соприкасается. Подумайте, ведь ваша жизнь тоже изменилась. Вы пережили те события, которые должны были происходить с вашим братом. Этого не случилось бы, если бы «капсула памяти» Стаса не была повреждена. Когда я говорил, что Володя сделал величайшее открытие, я не имел в виду, что он принес человечеству пользу. Наоборот! Он совершил величайшее преступление. Даже если бы он использовал свое открытие в благих целях, то и тут был бы преступником. А он к тому же с самого начала преследовал исключительно корыстные цели.

– А как, интересно, можно было использовать это открытие в благих целях? – снова перебил я Мишарина.

– Ну… например, в лечении депрессивного синдрома. Или для предотвращения самоубийств. Вчера, когда я прочитал дневник Сотникова, прежде всего подумал об этом. Человеческая жизнь – крайне неравномерная штука. У каждого из нас есть плохие и хорошие моменты. У одних больше плохих, у других больше хороших. Но даже у самого несчастливого человека есть что-то очень хорошее. Зная наперед его жизнь, можно было бы выбрать все светлые эпизоды и ему их «показать». Вот представьте. Девушка рассталась с любимым. Чувствует себя до того несчастной, что готова совершить непоправимое. А ей «показывают» ее счастливую семейную жизнь – с этим человеком или с каким-то другим – года через два. Эта идея поначалу меня вдохновила, но потом я понял, что даже в таких случаях использовать открытие Сотникова нельзя, преступно. Володя ни о каких благих целях и не думал. Будущее своих пациентов он использовал для своей наживы. Некоторых крупных бизнесменов он даже специально подсаживал на наркотики, чтобы потом предложить лечение в своей клинике. Так произошло и с Протасовым. А знаете, хоть его сын Анатолий и послужил невольной причиной смерти моего тестя, я ему скорее сочувствую. Сотников действительно, узнав будущее его отца, через подставных лиц делал крупные и, конечно, всегда выигрышные, ставки и тем самым его разорил. Но, кроме Протасова, были и другие жертвы: и среди бизнесменов, и среди известных людей нашего города.

– Вот как! А в списке пациентов Сотникова не было никаких известных имен, – возразил я.

– Потому и не было, что они исправно платили за молчание. Володя ничем не брезговал. Ну а с бизнесменами он действовал по-другому. Они и не догадывались, почему с какого-то момента все самые выгодные сделки уплывают у них из-под носа. – Евгений Павлович усмехнулся.

– Но если следовать логике открытия Сотникова, то получается, он вовсе и не виноват, – насмешливо проговорил я. – Такова программа его жизни! Это она во всем виновата. Что он мог сделать, бедный, если это открытие уже было заключено в его программу? – Я зло рассмеялся.

– В чем-то вы правы, – согласился Мишарин. – Но лишь в чем-то. Думаю, все гораздо сложнее. У человека всегда есть право выбора. Да, программой жизни моего тестя было предопределено сделать это открытие. Но он мог вовремя остановиться.

– Да как же тут остановишься, когда сама госпожа программа жизни предписывает быть подлецом и убийцей?

– Сотников, – оскорбившись, вкрадчиво проговорил Мишарин, – конечно, не самый лучший человек на свете, но он никого не убивал.

– Прямо – может быть. – А косвенно… На его совести, по крайней мере, две жизни – Протасова и моего брата.

– С вашим братом произошел несчастный случай. А Протасов сделал свой выбор сам. Сотников разорил не его одного, но другие-то не стали стреляться. И потом, – Евгений Павлович заговорил немного спокойней и мягче, – не нужно все так огрублять, подводить под схему. Все гораздо сложнее, чем нам кажется. Программа жизни программой жизни, но ведь возможно вмешательство разнообразных сил…

– Вы еще сюда дьявола приплетите! – закричал я, рассвирепев.

Если бы не Полина, мы бы, наверное, разругались в пух и прах.

– Евгений Павлович, – проговорила она, и тут я увидел, что у нее в руке мой телефон. Вернее, не мой, а Бориса. Я и не заметил, когда она вытащила его из моего кармана. – Вы не могли бы взглянуть на одну фотографию?

Я взял у Полины телефон, слегка пожав ее руку, благодаря за то, что вспомнила о самом главном, а еще за то, что не дала нашей ссоре разгореться, подошел к Мишарину, открыл фото Стаса и протянул аппарат ему. Он лишь бросил на снимок беглый взгляд и тут же, словно испугавшись, поспешно вернул телефон.

– Я уже это видел, – с явной неохотой произнес он. – И вам говорил об этом. Эту фотографию мне показывал Борис.

– Да, но это было до того, как вы прочитали дневник Сотникова. Сейчас вы можете это объяснить?

– Не могу и сейчас. – Он нервным движением схватил трость и стал постукивать ею по полу. – Так называемое путешествие в будущее собственной жизни не предполагает физического перемещения. Все происходит исключительно в голове.

Собственно, разговор был окончен. Посидев для приличия минут пять, Евгений Павлович ушел.

И тут вступила Полина. Не дав моим мыслям набрать мучительный ход, она с заранее продуманной непосредственностью весело проговорила:

– А у меня для тебя сюрприз!

Выдвинув ящик стола, Полина достала какую-то небольшую коробочку.

– Вот! – она протянула ее мне. – Я купила тебе смартфон. Надеюсь, с батареей у него все в порядке.

* * *

До вечера я возился с новой игрушкой, стараясь ни о чем больше не думать. Удивительно, как это Полина так точно все рассчитала, ведь никто же не предполагал, что Евгений Павлович придет именно сегодня. И уж тем более невозможно было узнать, с чем он придет, о чем расскажет. Или никто не знал, не предполагал, а Полина и предполагала и знала? Потому что…

Эта мысль была лишней, и я ее поскорее прогнал, занявшись камерой смартфона. Диафрагма, фокусное расстояние, резкость, контрастность – все было на самом высоком уровне. Я навел камеру на Полину, сидящую в кресле у окна с плеером, и сфотографировал.

Снимок получился удивительно удачным. Я сбросил его на компьютер и долго любовался, то увеличивая, чтобы рассмотреть мельчайшие детали, то уменьшая, чтобы, так сказать, бросить взгляд со стороны. Когда-то, совсем недавно, я уже производил похожие действия, но изо всех сил старался не думать об этом, не вспоминать, гнал опасные ассоциации. Но вдруг рука – не я, а моя рука! – сделала неверный ход. Вместо Полины с плеером у окна на экране появился Стас в строгом костюме, с кейсом в руке – и все было испорчено. Все опасные мысли, которые я с таким трудом сдерживал, выскочили из загона и понеслись, понеслись… Остановить их уже было невозможно.