– Из этого ничего не выйдет, – возражаю я. – Ему помогает кто-то из членов совета.

Она вскидывает брови:

– Почему ты так думаешь?

– Сыворотка правды. Он лгал, даже выпив ее. Он продавал папины кости на черном рынке. Так что ему наверняка что-то известно о том, каким образом они пропали из костницы.

По ее лицу я вижу – она поняла. Кто-то в зале совета сделал так, что в керас Деклана попала не сыворотка правды, а что-то еще, что-то, что не мешало ему лгать. Матушка прижимает руку ко лбу.

– Ни в одном из моих гаданий я не смогла разглядеть, что в этом замешан кто-то из членов совета.

Я встаю и барабаню пальцами по каминной доске. Огонь в топке потрескивает, одно из поленьев опрокидывается, рассыпав сноп искр. И я думаю о том, что за тепло, которое дает пламя, надо платить – оно пожирает и пожирает, никогда не насыщаясь. Этот голод не утолить.

– Впечатление такое, словно то, что прежде было правдой, перестало быть таковой, – говорю я. – И у нас больше нет выбора.

– Нет, это не так, – не соглашается она. – Я все могу исправить.

– Извини, но после всего, что произошло, мне трудно тебе верить.

– Саския. – Она закрывает глаза и сжимает зубы. – Прошу тебя, не злись на меня. Решения, которые мне приходится принимать, чрезвычайно сложны. Перед тобою было множество путей. И я выбрала тот, который принесет наилучшие плоды наибольшему количеству людей.

– Но не тот, который был бы наилучшим для меня самой.

– Доведывание не лишает тебя возможности выбирать. Оно служит лишь для того, чтобы направить тебя.

Ее оправдания и пустые дежурные фразы раздражают меня. Вообще-то это именно тот удел, которого я и хотела, так что мне следует злиться на себя саму. Но она ведь не просто Заклинательница Костей, она моя мать. Она должна была защищать и оберегать меня.

– Ты подыскала мне суженого, мама, – напоминаю я. – Дала мне в пару человека, которому, как тебе было известно, нельзя доверять. И теперь мне придется прожить жизнь в одиночестве. Это, по-твоему, и есть возможность выбирать?

Она встает и делает шаг в мою сторону.

– Я не знала, что ему нельзя доверять. – Ее голос слаб и тонок. – Я сказала, что не удивилась, но увидеть будущее Деклана всегда было нелегко, какими дорогими и тщательно обработанными ни были бы используемые кости. У него всегда было больше возможных путей, чем у большинства людей…

– А его пути, которые ты увидела во время доведывания, показали, что он станет преступником?

Она закусывает губу, и по лицу ее пробегает тень. От осознания у меня перехватывает дыхание, словно мое тело вдруг обдал порыв ледяного ветра.

– Результаты его доведывания были неясны, верно? Деклан оборыш. – По выражению ее лица я вижу, что так оно и есть. – Ты объявила моим суженым парня, будущее которого ты так и не смогла прочесть?

– Я увидела его на одном из твоих возможных путей. Этого было достаточно.

– Теперь уже очевидно, что это далеко не так.

– Ты сломала ту кость, Саския! – кричит она. – Ты не оставила мне выбора!

– Нет, – говорю я. – Я ее не ломала. И, как ты только что сказала сама, у всех нас есть возможность выбирать.

Она вздыхает и наматывает на ладонь одну из моих кос.

– Тебе не придется жить в одиночестве, моя голубка. Осужденным за преступления не разрешается быть чьими-то сужеными. Если мы не можем доверять членам совета Мидвуда, мы донесем на Деклана Верховному совету страны. И тебе больше не придется с ним встречаться.

– Я вовсе не собираюсь разрывать отношения с ним, – говорю я.

Она отпускает мою косу и отшатывается, будто от удара.

– Что за чушь! Разумеется, ты с ним порвешь.

– Как только он узнает, что я ему не верю, моя жизнь окажется в опасности. Мне придется продолжить встречаться с ним, делая вид, будто ничего не произошло.

– Это неприемлемо. Пока эта ситуация не разрешится, я отошлю тебя к одной моей старой подруге, которая живет в деревне недалеко от столицы. Там ты будешь в безопасности.

– Я не уеду, – возражаю я. – Те, на кого работает Деклан, убили Ракель. Они могут убить и тебя.

– Со мной все будет хорошо. – Ее голос не дрожит, но ее выдают глаза. Слезы оставили на ее щеках мокрые следы, поблескивающие в пламени камина. – Беспокоиться надо не обо мне, а о тебе.

Я раздраженно смеюсь.

– Ты не беспокоилась обо мне, когда на доведывании заявила, что мой суженый – это Деклан.

– Саския…

Я поднимаю руку, делая ей знак замолчать.

– Ты сама сказала, что у меня есть возможность выбирать. И сейчас я делаю выбор. Я продолжу встречаться с Декланом. И буду использовать его точно так же, как он использовал меня, – для сбора данных, для того, чтобы подобраться к тому или тем, кто все это совершил. Когда нам станут известны все его преступления и имена его сообщников, мы донесем на него и на них Верховному совету.

– Саския, пожалуйста… – Ее голос затихает, когда она видит, что мой взгляд устремлен на сломанную кость.

– Быть может, опасность, угрожающая моей жизни, не имеет значения, – говорю я. – Быть может, нам обеим повезет, и эта реальность не сохранится.

* * *

Мы с Эйми сидим на берегу Шарда, водя носками босых ног по поверхности воды, когда к нам подходит Деклан. Он широко улыбается – сама невинность.

Я знала, что мне нелегко будет увидеть его вновь. Но я не готова к той жгучей ярости, которая сейчас при виде его разрастается в моей груди. Не готова к тому, как тяжело мне будет проглотить эту ярость и сделать вид, будто все остается как прежде. Но я знаю – даже самая мелкая моя оплошность может стоить мне жизни, а потому заставляю себя разжать кулаки и изгибаю губы в улыбке.

– Я искал тебя везде, – говорит он и, наклонившись, целует меня в лоб. Губы у него сухие, обветренные, и я невольно думаю, что, наверное, такова же на ощупь сброшенная змеиная кожа.

– А я тут. – Мой голос звучит неестественно, напряженно.

Между бровей Деклана появляется складка – он услышал это тоже. У меня такое чувство, будто я подошла слишком близко к краю обрыва и из-под ног моих в пропасть летят камни, сыплется земля. Мне нужно отойти от опасного края, заставить его поверить, будто я осталась такой же, как в тот день, когда мы с ним виделись в прошлый раз.

Вот только я не знаю, смогу ли.

Как мне удастся продолжить вести себя с ним приветливо после того, как я узнала, что он натворил? Как я смогу держаться как ни в чем не бывало в то время, как у меня руки чешутся сделать ему так же больно, как он сделал мне?

Я вспоминаю, как отец обхватывал ладонями мое лицо, каким взглядом он смотрел на меня, когда я давала ему повод гордиться мной. И думаю о том, как его кости были выставлены на продажу на том черном рынке.