– Ага! А приемная? Там сейчас телефоны раскалятся докрасна. И все их на меня не переведешь, два только. А остальные?

Он уже почти сдался, сопротивляясь скорее из вредности, и скорее самому себе оказывал сопротивление, а не Галке. Да и совесть покалывала. Вот он снова малодушничает, то ли из лености, то ли по какой иной причине. Был полон решимости разобраться и тут же пасует перед цифровым нагромождением.

Размяк, как только помощники нашлись, да? Вот как только кто-то решил взять все самое сложное на себя, так он сразу обрадовался и готов держаться чуть в стороне и сзади, тем более что помощнику нет оснований не доверять.

В его отношениях с Ольгой ведь все так именно и случилось, да? Когда пришло время принимать решение, он его принять был не готов и с облегчением уступил это право Светлане. Понимал, чувствовал, что не туда, что не то, не так, а ничего сделать оказался не способен. Просто позволил кому-то сделать все за него, и все.

Гад он все-таки, и еще какой гад! Гад и трус еще, наверное, хотя старается это понятие к себе, любимому, не применять.

– Ладно, Галь, давай так, – проворчал он, недовольный своими выводами. – Ты садишься за тот самый стол у окна. Берешь распечатки с мобильного Светы и Ольги, а я роюсь в распечатках с домашнего. Если найдешь что-то странное или совпадения какие-то, сразу сигнализируй. Особое внимание обрати на тот день, когда все случилось. И особенно на вечер и начало ночи.

– А что с телефонами в приемной?

– А мы туда сейчас кого-нибудь посадим, пускай подежурят.

Она охотно кивнула, вытянула у него из-под локтей две стопки, села с ними к столу у самого дальнего окна, вооружилась авторучкой и уже через пять минут с интересом перелистывала страницы.

Стас отдал распоряжение насчет приемной и тоже занялся просмотром звонков на свой домашний телефон.

Ничего интересного! Ничего! Либо он звонил Светке, либо она ему, когда они не вместе покидали фирму или поочередно устраивали себе неурочный выходной. Потом Ольгины звонки засветились. Это когда она пыталась достать их бородатыми анекдотами за полчаса до полуночи или чуть позже. Вот Светкин звонок Ольге, об этом он тоже знал. Она тогда еще Ольгину машину перегоняла от «Эльбруса». Потом номера телефона его матери и тещи. И все! Ничего более заслуживающего внимания! Никто, кого можно было бы заподозрить в нападении на Светлану, не звонил. И она не звонила. Ни до, ни после. И получается, что тот, с кем она грубо говорила по телефону, звонил ей на мобильный? Наверное, так.

Ну что же, теперь нужно ждать результатов Галкиной работы. Вон она как увлечена! Губы беззвучно шевелятся, авторучка мелькает с листа на лист, разложенные по всему столу, какие-то пометки оставляет на полях и в блокноте. Найдет она, интересно, то, что удалось рассмотреть его любопытному приятелю, или нет?..

– Галь, ты обедать будешь? – пристал Стас, устав наблюдать за ней. Сам он давно со всем справился и теперь нетерпеливо ждал отчета.

– А? – Она подняла на него рассеянный взгляд. – Что?

– Обедать будешь? Может, съездим куда-нибудь?

– Нет, Стас, ты как хочешь, а я посижу. Тут, между прочим, много интересного!

– Да? И что же? – Он моментально оживился.

– Я потом тебе скажу, прежде надо все десять раз проверить. А то получится, как тогда, – и она покосилась на него с укоризной, явно намекая на его голословные обвинения в адрес Ольги. – Ты поезжай, если хочешь, а я тут посижу.

– Так не пойдет. – Он выбрался из-за стола и походил по кабинету, потом остановился напротив нее. – Я буду есть, а ты голодать. Давай собирайся, в ресторан какой-нибудь нырнем, знаю неплохое место.

– Хороша я с фингалом в ресторане буду, Стас! – напомнила ему Галка о своей неприятности и снова потрогала синяк. – Да и перед нашими особо светиться радости нет. Тут мне так хорошо. Ты ступай, ступай… Да, если тебя уж так совесть замучила, купи мне что-нибудь перекусить, а кофе я здесь приготовлю.

В ресторан он один не поехал, свернув прямо с офисного крыльца к супермаркету. Взял белого хлеба, сыра, копченой колбасы, помидоров. Чуть подумал и положил в тележку банку консервированных персиков. Сам не зная почему. Он к ним был равнодушен, Ольга их очень любила. Пекла с ними пироги, таскала прямо из банки, когда с книжкой затихала в кухне, вино могла ими закусывать. И он никогда не забывал их покупать, никогда. Сейчас-то зачем взял? Старые привычки возвращаются, что ли?

Стас вздохнул тяжело, возвращая банку с персиками обратно на прилавок. Возрождением старых привычек чувств не вернуть. Она никогда не простит его, никогда.

– И правильно, между прочим, сделает, – изрекла Галка, нарезая хлеб и укрывая его поочередно сыром и колбасой.

Он, вернувшись из магазина с пакетами, вдруг сел к столу, не раздеваясь, и признался Галке во всем. И в том, что измучился от Светкиного молчания. И от того еще, что начал ее подозревать в неискренности. И что сволочью себя вдруг увидел конченой из-за совершенного предательства. И закончил тем, что, помотав головой, обронил:

– Оля никогда меня не простит, никогда!

Вот тогда-то Галина его и добила.

– Думаешь, у меня нет шансов? – Стас неловким движением потянул с плеч пальто. – Вообще никогда?

– Ой, не знаю! – всплеснула она руками и совсем как его мать спросила: – А что будет со Светкой? Ты ее бросишь? Больную?! Это вдвойне подло, Станислав Викторович!

– Знаю, – кивнул он. – А что мне делать?! Ждать, пока она выздоровеет, и тогда бросить?

– Тоже будь здоров! – фыркнула Галина, впиваясь в бутерброд, и забубнила с набитым ртом. – Ты извини меня, Станислав Викторович, но все вы, мужики, сволочи и козлы! Все без исключения!!! Иногда это очень отчетливо бросается в глаза, иногда не очень. Но в этом опять нет вашей заслуги, ни-ни! – Она поводила у него перед носом пухлым пальчиком. – Это опять заслуга женщины! Она терпит, скрывает, приукрашивает достоинства своего спутника, а на самом-то деле…

– Ты сейчас своего мужа имеешь в виду? – догадался Стас и тут же пожалел, что напомнил, Галка моментально нахмурилась. – Извини.

– Да ладно. – Она махнула рукой и улыбнулась невесело. – Мой не исключение, Стас. Но живу вот с ним. Много лет живу. Он меня терпел, я его. Как-то притирались… А что касается твоей возродившейся любви к Ольге, то я в нее не верю, – вдруг незнакомым жестким голосом закончила она.

– Почему?! – опешил Стас и смутился и тут же начал смахивать крошки с пиджака.

– Тяжело тебе сейчас, вот ты и вспомнил о ней. Потому что ничего плохого между вами не было, все было тихо, мирно и гладко. Ты был счастлив с ней, безупречно счастлив, хотя и не понимал этого. А сейчас… Сейчас тебе плохо, вот и вспомнилось. К такой бы тебе сейчас пристани пристать, когда все пошло вкривь и вкось. Так ведь?

Он промолчал, хотя был уязвлен до глубины души. Вон как видится его искренность! Вон как расценивается! Зря он, видимо, разоткровенничался с ней.