— Шютишь?! — с явно различимым южным говором, произнёс разозлившийся за свой мимолетный испуг, рябой толстяк. — Смишьно тебе? Да? Мы сейчас тоже посьмеёмся! — покрытое оспинами лицо исказилось в злой гримасе.

— Маленькая языкастая шлюшка, люблю таких! — довольно хохотнул бандит с кличкой Ржавый. — Буду первым!

— И чиво ты в малявках находищь? — спросил у подельника резко успокоившийся южанин. — Ни жопы, ни сисек, одни мослы. Хорошая баба должна быть большой, мягкой и сладкой. Как персик! — мечтательно прищурив глаза, причмокнул рябой.

— Зато щёлка узкая! И когда распечатываешь, пищат весело, хы-хы! — расплылся в скабрезной улыбке кривоносый. — Не хочешь, мне больше достанется.

«Странно», — подумал я, глядя на обсуждающих ТТХ моего тела «знатоков женской красоты». Снисходительное отношение от хозяина «Улыбки судьбы» или жалость к «искалеченной девочке» от миньона смогли меня немного задеть. А сейчас я не чувствовал ничего, кроме вялого интереса. Будто посетитель зоопарка, наблюдающий за кривлянием шимпанзе.

— И мне! И мне! Я тоже хочу поиграть! — подал голос подпрыгивающий от переизбытка эмоций мелкий паренёк.

— Ша! — гаркнул доселе молчавший, самый старший по возрасту и наиболее прилично выглядящий бандит с темно-зелёными волосами и повязкой на правом глазу. — Развели базар! А ты, Чики, заткнись, ещё прошлый косяк не отработал. Сказано было лицо не трогать, так какого хера ты ей глаза выколол?! Клещ! — одноглазый перевел свой начальственный взор мне за спину. — Хорош мять говно, пакуй эту дуру и тащи в хату!

— Вы выбрали.

* * *

Если бы кто-то наблюдал за происходящими событиями со стороны, он бы увидел, как лицо странной, совсем не боящейся окружающих бандитов девочки после короткой фразы исказила светлая, но вместе с тем ощутимо неправильная улыбка.

Через мгновение брюнетка исчезла, чтобы появиться чуть в стороне от стола. В одной руке она держала обнаженный клинок, а в другой чистую тряпицу. Не обращая внимания на шум оседающих тел и хрипы рыжего бандита, девчонка протирала и так безупречно блестящий металл.

— Ты тоже весело хрипишь, — задорно улыбнувшись, она посмотрела в слезящиеся глаза рыжего бандита. Любитель молоденьких девочек, упав на спину, зажимал рану на груди, не в силах громко закричать из-за пробитого лёгкого. На растянутых в болезненной гримасе губах пузырилась кровь, а изо рта вырывались свистяще-хриплые стоны.

— Видишь, как бывает? Ты предвкушал развлечение со мной, а в итоге я развлекаюсь с тобой. Хи-хикс, правда, забавно? Даже жаль, что мне скоро на ужин, а то бы мы вместе хорошенько повеселились. Как тебе игра в хомячка и вивисектора, рыжик? — В серых, на миг будто бы налившихся чёрно-фиолетовой тьмой глазах промелькнуло что-то жуткое, заставившее умирающего мужчину выйти из шока от проникающего ранения. Оттолкнувшись ногами от лавки, он сделал попытку отползти. — Куда же ты, дружок? Ты же сам так хотел позабавиться?

С насмешкой глядя на скребущего ногами бандита, девочка положила клинок катаны на плечо. Шагнув к одному из трупов, она выхватила из его ножен длинный нож и метнула в ногу тщетно пытающегося отползти мужчины. Нож по самую рукоять вонзился в голеностопный сустав, пришпилив ногу к вытоптанной земле. Бандит со шрамом на лбу издал полустон-полувскрик и потерял сознание.

— Всё? Сдулся? — в глазах убийцы мелькнуло разочарование. Даже слабый воин духа смог бы сражаться с такими ранами. — Какой нежный! Тебе должно быть стыдно, дружок, — неодобрительное покачивание головы, — ты и минуты не продержался. Скорострел, хи-хи, — весело рассмеявшись своей шутке, девочка подошла к умирающему и точным ударом ноги сломала ему шею.

Вернув клинок в ножны, с играющей на губах полуулыбкой она повернулась к столу, намереваясь проинспектировать его на предмет вкусненького. Но, натолкнувшись взглядом на мертвое тельце белокурого мальчика, на лице которого навечно застыло удивление, юная убийца и сама застыла. А её лицо приняло хмурое и несколько растерянное выражение.

* * *

«Какого хрена я творю?!» — словно ведро ледяной воды окатило меня осознание содеянного, стоило посмотреть в широко распахнутые детские глаза.

«А что не так? Я зачистил банду грабителей, насильников и убийц. Разве не хорошо, что в Империи стало немного меньше человеческой грязи? Ну и развлёкся немного».

«Но я убил ребёнка!» — мысленно возопила иномировая часть личности.

«Первый раз, что ли? — недоумённо возразил сам себе. — Этого хотя бы за дело. Пацан был садистом и сообщником бандитов. Или следовало отпустить поганца и повесить на свою совесть всех его будущих жертв?» — внутри проснулась злость на некстати вылезшие остатки лицемерной морали и воспитания из прошлой жизни. Очень обидно из-за кучки убранных отбросов получить раздвоение личности. Я попытался усилием воли заткнуть назойливое нытьё. Неужели в прошлой жизни я был таким соплежуем?

«Но чем я буду лучше этих бандитов?» — воображаемый голос стал чуточку тише, но продолжал зудеть и создавать внутренний диссонанс на задворках сознания.

«А ничем! Я уже отправила на тот свет на порядок больше народу, чем шестёрка этих крыс могла бы угробить за всю жизнь, и если будет нужно, убью в сотни раз больше! Или ты уже передумал менять судьбу страны, слабак?!»

«…», — внутренний голос, словно не найдя ответа, заткнулся, но продолжал транслировать неприятие. На самом деле это не походило на противоборство двух личностей, скорее на… конфликт точек зрения, что ли? Доставшаяся с памятью частица личности тоже понимала, что уничтожить банду — самый простой и правильный выход. Но несколько убийств, в том числе и ребёнка, неслабо шокировали не привыкшего к такому землянина. Диссонанс шока и весёлого безразличия оказался весьма неприятен и откровенно бесил меня-Куроме.

«Если желаешь остаться чистеньким, единственный выход — прямо сейчас перерезать себе глотку. Не хочется? Страшно снова попасть в Бездну?! Тогда предложи путь получше — или заткнись!» — в ответ донеслась смесь понимания, стыда, смирения и грусти. В тот момент я даже не понимал, какая из моих частей злится на «слабака», а какая с грустью принимает поражение и несостоятельность своей позиции.

Пришедший в равновесие разум перестали рвать противоположные чувства, а я ощутил потерю. Словно небольшой кусочек меня растворился в пустоте. Было немного жаль те осколки мягкотелости, которые я получил из прошлой жизни и которые приходилось осознанно давить.

Пусть эта сентиментальность — лишняя, а то и смертельная в моём нынешнем положении. Пусть!

Она оставалась частью меня.

Я знал, что поступил правильно. Ведь прирезал не мирных граждан, за убийство которых меня мог упрекнуть Натал, а таких же жителей тени, как и я, только заметно ничтожней. В конце концов, если одно зло уничтожит другое, разве это не добро? Ну ладно, ладно, не