– Ах бросьте, Дюрок, – я пренебрежительно махнул рукой. – Этот шведский граф был приговорен в Швеции к смертной казни за государственную измену. Он перебежал к русским, рассчитывая на то, что они, отвоевав у шведов Финляндию, дадут ей автономию, а самого графа сделают главой этой автономии. Русский император вряд ли поручит ему такое деликатное дело, как подписание тайной военной конвенции. Скорее всего, этот престарелый ловелас должен стать золоченой ширмой, за которой незаметные, но очень серьезные люди будут вести переговоры. Поэтому мне очень хотелось бы знать, кого именно император Павел пришлет для переговоров.

– Господин Первый консул, – Дюрок пристально посмотрел мне в глаза, – если вы помните, я уже говорил вам о том, что в окружении русского царя появились новые люди, о которых раньше никто ничего не слышал. Но за сравнительно короткое время эти люди стали приближенными императору Павлу. И сейчас он не принимает ни одно важное решение, не посоветовавшись с ними.

– Я помню это, Дюрок. Неужели вы до сих пор не смогли выяснить, кто они и откуда появились?

– Нет, не смогли, – Дюрок сокрушенно развел руками. – Точных сведений нет, только слухи. Если же верить им, то эти люди – пришельцы из некой страны, обитатели которой обладают тайными знаниями и умеют пользоваться неизвестными и удивительными устройствами и предметами. Мой человек, который привез известие о победе русских в Ревеле, помимо всего прочего, оказался неплохим художником. Он сделал несколько очень интересных рисунков. Вы не желали бы их посмотреть?

Дюрок достал из папки, которую он держал под мышкой, пачку листов. Я жадно схватил их. То, что было на них изображено, удивило меня. На одном из рисунков я увидел воина в невиданной мне ранее экипировке. На голове у него красовалась каска, похожая на каску кирасира, но без волосяного гребня. Одежда этого человека меньше всего напоминала военный мундир. Она была мешковатая и покрыта пятнами. Поверх нее на нем был надет жилет со множеством карманов. В руках он держал странное оружие с каким-то кривым предметом внизу и со стволом, украшенным непонятными наростами.

На втором рисунке была изображена карета, но почему-то без лошадей. На крыше этой кареты стояло что-то, отдаленно похожее на небольшую пушку, но со странным круглым барабаном сбоку. На третьем рисунке я увидел настоящую русалку. Она была одета в обтягивающее ее прекрасное тело трико. Ноги – длинные и стройные – заканчивались рыбьим хвостом.

– Что это, Дюрок? – я вернул рисунки своему адъютанту. – Это и есть те люди, которые сумели стать приближенными императора Павла?

– Да, господин Первый консул. Как рассказал человек, сделавший эти рисунки, у них есть приборы, с помощью которых таинственные незнакомцы могут переговариваться друг с другом на больших расстояниях. Кроме того, эти люди передвигаются на самодвижущихся повозках без лошадей. Одна из таких повозок изображена здесь. Мой агент пояснил, что эти повозки не пробиваются пулями. Прекрасная русалка, изображенная на одном из рисунков, тоже одна из них. Она может подолгу находиться под водой, погружаясь на дно гавани Ревеля. И еще – эти фавориты царя могут предсказывать будущее, причем о многих известных людях они знают то, о чем те предпочли забыть.

– Значит ли это, Дюрок, что им известно многое и обо мне? – после слов адъютанта мне стало не по себе.

– Все может быть, господин Первый консул. Я полагаю, что кого-то из этих людей император Павел пришлет в качестве своего доверенного лица. Во всяком случае, это был бы сильный ход с его стороны.

– Это интересно, Дюрок, очень даже интересно. Если бы вы знали, как мне хочется поговорить с одним из этих загадочных людей с глазу на глаз!

– Ну, это у вас вряд ли получится. – Дюрок покачал головой. – Как я слышал, никто из них не говорит по-французски. Английский и немецкий они знают, а вот французский – нет.

– Вам не кажется это странным, Дюрок? Мне известно, что почти все русские дворяне владеют французским языком. А вот эти люди его не знают.

– Да, это тоже меня удивило. Господин Первый консул, ко всему прочему, они прекрасно владеют оружием, которое вы видели на одном из рисунков. Оно не похоже на наши мушкеты и пистолеты. Из него эти люди стреляют далеко и точно, причем без перезарядки.

– Ого! – я чуть было не подпрыгнул от удивления. – Это очень важно, Дюрок. Чем больше я узнаю о них, тем больше у меня желание встретиться с ними. Я думал послать вас для переговоров с эмиссарами русского императора. Но если в их числе будет кто-то из таинственных пришельцев неизвестно откуда, я постараюсь, пусть инкогнито, отправиться на встречу с ними. Подумайте, как это лучше сделать, Дюрок.

– Я думаю, что такой вариант возможен, господин Первый консул. Но более точно обо всем станет известно лишь после того, как мы обговорим с русскими время и место нашей встречи…

2 мая (14 мая) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Да, рановато мы, оказывается, расслабились. Враг был повержен на поле боя, но это совсем не значит, что он обреченно поднял руки вверх и готов сдаться на милость победителю. Случившееся сегодня наглядное тому подтверждение.

С дозволения императора я взял себе в качестве секретаря одного из замечательных людей начала XIX века. Звали его Николаем Петровичем Резановым. Да, тот самый человек, который возглавил созданную летом позапрошлого года Российско-американскую компанию. В нашем времени его больше знали как главного героя мюзикла «”Юнона” и “Авось”», где он красиво и страстно поет дуэтом с прекрасной Кончитой Аргуэльо, воспевая вечную любовь.

Пока же этот человек об этой самой Кончите не знает и женат на дочери Григория Шелихова, незаслуженно забытого государственного деятеля, приложившего немало усилий для того, чтобы Аляска стала Русской Америкой.

Николай Петрович стал для меня идеальным помощником. Он, долгое время служивший при дворе императрицы Екатерины II, прекрасно знал весь столичный бомонд, был вхож в великосветские салоны, где зачастую принимались важные решения, влиявшие потом на внутреннюю и внешнюю политику государства. К тому же Резанов был человеком честным и порядочным. А это было немалой редкостью по тем временам.

Мне приходилось обсуждать с Николаем Петровичем некоторые деликатные вопросы, и не было случая, чтобы мой помощник оказался несдержанным на язык и разболтал кому-либо из посторонних то, о чем мы с ним приватно беседовали.

Естественно, особое положение Резанова не осталось незамеченным для тех, кто внимательно наблюдал за нами. Николай Петрович рассказал мне, что его дружбы стали домогаться некоторые довольно подозрительные личности, о существовании которых он ранее и не подозревал. Были среди них и иностранцы. Они активно набивались в друзья к моему помощнику, расспрашивая его обо мне и других людях из будущего.