И этот мир не замедлил ответить отвратительным скрипучим ревом, донесшимся не из такого уж далека.

– Слышите? – вновь впал в дурацкий восторг Мартынов. – Это голос живого существа!

Ну кто бы спорил. Такой ужасный звук способно издать лишь живое существо, и судя по этому звуку, должно оно быть таким, что как увидишь его, так драпай без оглядки. Да и то может быть поздно, поэтому драпать лучше уже сейчас, еще не видя.

– Март! А ну бежим! Вон туда…

Но Мартынов, чтоб ему пусто было, точно остолбенел от избытка чувств. А существа, заразы – тут как тут.

– Ти-рексы? – хмыкнул Редуотер, невольно тронув забинтованную руку другой.

– Не знаю уж, как они у вас по-ученому называются, – Слейтон усмехнулся. – А Март не успел мне сказать.

Но, конечно, это были они.

– Март! Черт тебя дери! Бежим!!

И Слейтон дернул со всех ног, не дожидаясь компаньона. Но и у того инстинкт взял верх над прихотью научного познания – и Мартынов несся за лидером как вихрь, не чуя под собой земли.

Оба мчались, не озираясь, но им чудилось, что твари вот-вот за спиной, что земля дрожит от их многотонного бега. Так ли это, не так? – они не знали, да и знать, правду сказать, незачем. Беги – и все, и тогда, может, будет шанс.

Инстинкт в таких случаях умнее разума. Потом Слейтон ни за что не мог сказать, отчего они помчались туда, куда помчались. Но домчались до реки.

Река была не широкая, дьявольски быстрая, кристально-прозрачные воды бурлили, пенились – и непонятно, откуда такой бешеный нрав, точно у горной речки. Гор вроде нет, только холмы, а река ярится, аж смотреть страшно.

Секунда замешательства. И тут же тяжелое сопящее дыхание метрах в двадцати-тридцати.

Ну, смерть наша пришла!..

Чудища приближались почему-то не бегом, а шагом, но с каким-то неописуемо сволочным интересом, далеко вытянув шеи, словно два человека были для них занятными объектами исследования.

– Март, вперед! Вперед, если жить хотим!..

И они ринулись вперед.

В первый миг показалось, что ничего особенного. Неприятно, конечно, ощутить на себе враз промокшие ботинки и штаны, но бывало и похуже…

Это в первый миг. А во второй оба с дикой оторопью осознали, что вода в реке ледяная, течение – лютое, и холод так сжимает тело, что оно как будто отнимается, становясь чужим. Слейтон со страхом ощутил, что перестает чувствовать ноги, ступает по дну, как на протезах, а дно все глубже и глубже, а напор таков, что норовит сбить с ног и швырнуть в водоворот. И некуда деваться, только вперед, в кипящий ледяной ад.

– Уй-й-й!.. – взвыл Мартынов, тоже ощутив убийственную хватку холода.

– Б-бросай сн-наряжение! – кое-как простучал зубами Слейтон. – Б-бросай все!..

Он без жалости скинул винтовку, подсумок с патронами, пояс с двумя наганами.

Холод как клещами стянул грудь. Слейтон обернулся. Гигантские уроды стояли на берегу, словно не хотели замочить свои поганые лапы.

Волна плеснула в лицо, Слейтон фыркнул, поплыл, стараясь изо всех сил работать руками и ногами. Мартынов тоже вынужден был побросать все снаряжение, кроме кожаного саквояжа с приборами и журналом наблюдений – это было выше его сил.

Слейтон, тяжело дыша, плыл изо всех сил. Берег, такой желанный, такой спасительный берег! – был уже совсем близко. Течение свирепствовало, но жажда жить была сильнее. Еще немного! Ну, еще! Еще!.. Есть! Есть!..

Подошва правого сапога царапнула по дну. Есть!

Он нашел силы обернуться:

– Март! Держись!

Лицо Мартынова – побелевшее до безжизненности, с закрытыми глазами – неприятно поразило его.

– Март!..

Тот разомкнул веки…

Это был взгляд без слов. С огромным усилием Мартынов взмахнул рукой – и чемоданчик полетел точно в Слейтона, тот едва успел подхватить.

Взмах отнял силы навсегда. Биолог погрузился в стылые воды, какое-то время видно было, как его тело тащит течение, но у Слейтона каждый миг капал на чашу весов жизни и смерти – и, подхватив баул, он ринулся вперед и секунд через десять был на берегу.

День был не шибко жаркий, но яркий, солнечный, в окоченевшем сознании родилось желание поскорее скинуть мокрую одежду, обсохнуть, обогреться…

Но тут же все это как ветром сдуло.

Из недальних зарослей выбрались люди и двинулись навстречу.

– Эти? – Симпкинс кивнул на пещерный выход.

– Они самые, – Слейтон выдавил из себя кривую усмешку: – Наверное, я за эти годы как-то привык к их рожам. Но тогда…

Тогда не то что согреться, в новую дрожь бросило.

Пятеро или шестеро мужчин приближались к пришельцу. И ладно бы, если бы только физиономии у них были таковы, а сами, как говорится, на лицо ужасные, добрые внутри. Так нет же, в руках у них были у кого дубины, у кого копья, и шли они тактически довольно грамотно, стремясь охватить будущую жертву полукольцом.

Заметила жертва и плотоядные ухмылки на лохматых рылах.

«Неужто сожрать хотят?..»

Мысль посетила до странности отчужденно, точно не о себе думал. Примерно так же вспомнил об утопленном оружии. Не сбросил бы его в реке, утонул бы. Но теперь…

Теперь в руках был только саквояж с бумажками, приборами и…

И точно молния сверкнула в мозгу.

Фальшфейер! Здесь ведь должен быть фальшфейер! И спички!..

В мгновенье ока Слейтон распахнул баул.

Есть! Даже два! Есть! И спички есть! О звезда моей судьбы!..

Фальшфейеры были самовоспламеняющиеся, дернул за веревочный хвостик – и вспыхнуло, но спички, бесспорно, это еще лучше. Звезда!..

Ну, люди-дикари, держись!

На лице пришельца заиграла надменная улыбка, и дикари напряглись, безошибочно ощутив, что странный человек вдруг перестал их бояться. Почему?..

А человек, гордо распрямившись, сделал странное движение.

То есть пещерным жителям оно показалось странным. Движение-то было самое простое: держа картонную трубку правой рукой, левой Слейтон дернул запальный шнур.

Из верхней части трубки вылетел негустой сноп искр, пыхнуло дымом – неандертальцы очумели, разинув рты. И это было слабое преддверие перед тем шоком, что им пришлось испытать.

Фальшфейер заработал ручным вулканом, извергая багряное пламя и клубы дыма. Слейтон, держа его над головой, как статуя Свободы – факел, решительно пошел навстречу дикарям.

– И с этой минуты… – засмеялся Бродманн…

– И с этой минуты они думают, что к ним прибыл маг или дух из высшего мира, чтобы править ими. Стараюсь не разочаровывать.