Нечто большое с шумом рухнуло сверху, и Хагир с трудом открыл глаза.

– Эй, вы где? – Держа в руке меч, Стормунд Ершистый щурился, ничего не видя в темноте после света, и кашлял от дыма. – Вы живы? Чего затихли?

Из дальнего угла послышалась брань, которая сама по себе ничего не объясняла, но давала понять, что Фримод ярл жив.

Из светлого отверстия в здешнем черном небе упал еще один факел, на смену затоптанному и погасшему, и Стормунд поднял его. Сверху проникало очень мало света, так как отверстие кургана плотно загородили головы смотрящих. Раздавались беспорядочные восклицания, но Хагир никак не мог уловить их смысла. Ему хотелось сказать, что все в порядке, но он сам не очень-то в это верил: отравленный мертвым воздухом, он никак не мог прийти в себя. А волк где-то тут лежит!

– Здесь… – хрипло выдохнул Хагир. – Скорее… Приложить… А то оживет…

– Где? – Стормунд шагнул к нему. – Ни тролля не вижу, вот дымище проклятый! Куда, говоришь, положить?

Хагир слабо повел секирой в сторону волка. Стормунд охнул. Хагир поспешно поднял тяжелые веки и повернулся.

Волка не было. Вместо него на ступеньке сиденья лежало человеческое тело без головы. Казалось, что оно лежит давным-давно: отовсюду торчали кости, и само тело превратилось в груду гниющей плоти. Трупный запах не давал вдохнуть. Прижимая к лицу рукав, Стормунд ногой вытолкнул из-за сиденья что-то округлое. Это была человеческая голова с полусгнившими покровами, без носа, с неровными клочками волос и бороды. Во рту среди оскаленных зубов выделялись четыре волчьих клыка. Стормунд пинками сбросил тело со ступенек и носком башмака прижал голову куда-то к бедру.

– Непохоже, что эта куча дерьма когда-нибудь соберется ожить, – пробормотал он.

До самого вечера кварги выгребали из кургана сокровища мертвеца. Слухи не обманули: в срубе оказалось довольно много золота. Возле ступеньки сиденья, осыпанный трухой от истлевших мехов, стоял окованный серебром ларец; оковка не дала ему развалиться. Ларец был полон золотых украшений: перстней, браслетов, застежек, гривен, цепочек. Видно, мертвец при погребении забрал с собой не только свое: многие колечки и браслеты годились только на маленькую женскую руку, многие застежки предназначались для женского платья. Старинные узоры на них приводили на ум поминальные камни: те же мягкие завитки переплетенных лент или ростков с мелкими узкими листочками. Нет, эти застежки гораздо старше оборотня. Если он, конечно, не прожил перед смертью триста лет.

– Говорят, он перед смертью велел положить с ним все золото, что имелось в доме! – рассказывала Ярна, вспоминая слышанное когда-то от матери и других старших. – В роду-то много накопилось – они все были разбойниками! А хозяева тогда и рады были: где же золото лучше сохранится, чем в кургане. Ну, они тогда так думали.

– Думали! – Стормунд презрительно усмехался. – Думали! Фафнир тоже думал! А это плохо кончается!

Под дверью в сруб в беспорядке валялись подарки, которые оборотню после удачных походов делал его сын. Украшения, блюда, чаши, кубки, даже целый кувшин из чистого золота с узорами из цветов и листьев на боках – все это лежало на земле прямо там, где упало, и теперь Хагир понял, что за мусор попадался ему под ноги во время схватки. Вот об это блюдо он и споткнулся – тонкий край был погнут.

Хирдманы разложили добычу прямо на земле у подножия кургана. Из отверстия поднимался дым: тело оборотня завалили дровами и облили смолой, но почти без воздуха горело плохо.

– Вышло так, что по справедливости ты должен выбирать первым! – сказал Хагиру Фримод ярл. – Меня это не очень радует, но, выходит, твоя удача в этом походе больше моей!

Фримод ярл сидел на земле, на куче елового лапника и был мрачнее тучи. Его прыжок вышел неудачным: ему попалось под ноги что-то из разбросанной посуды, а волк тут же толкнул его когтистой лапой и сильно оцарапал бедро, так что Фримод едва сумел отползти в угол. За время короткой схватки Хагира с волком он едва успел подняться; его рана вполне позволила бы вмешаться, но, когда он это осознал, уже было поздно. Хирдманы перевязали ему ногу, запасливый Гельд уже посадил Ярну к костру кипятить обеззараживающие травки, но царапины от волчьих когтей сильно болели, и Фримод вспоминал заговоры на очищение крови. Фру Гейрхильда еще в отрочестве заставила его выучить заговоры на все возможные случаи, а без того не пускала в самостоятельные походы.

Но сильнее царапин болело самолюбие: славный подвиг выглядел каким-то дурацким. Три дня ломался с лопатой, потом ползал в душном дыму, ничего не сделал, только пропах мертвечиной. И рассказать не о чем! Конечно, этот Хагир – хороший парень, но все же… Отказать квитту в праве первого выбора Фримод ярл не мог, чтобы не унизить себя самого постыдной завистью, но великодушное решение далось ему с усилием.

– Если бы было посветлее… – с неудовольствием бормотал он. – Я побоялся, что в тебя попаду…

Хагир удивился, услышав, как быстро все произошло. Ему-то казалось, он целые сутки провел под землей: духота, смоляной чад, мертвецкая вонь, огонь волчьих глаз и лязг зубов смешались в памяти и растянулись в длинный поток. Ладони чесались: жесткая шерсть оборотня оцарапала даже загрубелую от меча и весла кожу. Больше всего на свете хотелось вымыться, и Хагир, обоими рукавами и подолом рубахи пытаясь вытереть лицо и шею, стремился скорее в усадьбу, где есть баня, и даже досадовал, что кварги так долго возятся с добычей.

Впрочем, великодушие Фримода ярла оказалось вознаграждено. Почесываясь, мечтая о ведре воды, Хагир небрежно оглядел добычу и задержал взгляд на одном из кубков. Тот сразу бросился в глаза: он был серебряным, и старое, тусклое, почерневшее серебро выглядело недостойно, неуместно рядом с чистым, светлым золотом, которому ни земля, ни морская вода нипочем. Как он сюда попал?

Гельд Подкидыш сидел на корточках рядом с серебряным кубком и внимательно его разглядывал. Хагир подошел поближе. Ему казалось, что он встретился со старым знакомым, которого за давностью лет не может узнать. Серебряный черненый кубок был отлит в виде дракона: подставку образовывал свернутый хвост, тело служило ножкой, а сама чаша была головой дракона с широко раскрытой пастью. Все тело дракона покрывала тонко вырезанная чешуя, в глазах блестели маленькие, как пшеничные зернышки, но ослепительно яркие прозрачные камешки. Хагир не мог вспомнить, где видел этот кубок-дракон, но все в нем казалось знакомым, почти как собственное отражение в воде. Он был как часть самого Хагира, забытая на время, потерянная, а потом вдруг найденная, и он хмурился, пытаясь сообразить, в чем же дело.

– Узнаешь? – Гельд повернул кубок чашей к Хагиру. – Видишь – «науд».

Хагир бросил взгляд внутрь кубка: на дне была вырезана руна «науд», предохраняющая от яда. Когда-то чашу изнутри покрывала позолота, но теперь от нее сохранился лишь слабый желтоватый отблеск. Хагир перевел взгляд на Гельда: тот выжидательно смотрел на него снизу вверх.

– Что это? – спросил Хагир. – Ты его знаешь? Почему он тут?