– Увижу в голове?

– Да. Попробуем еще раз. Если ты ничего не увидишь, тогда не надо ничего говорить.

– Я попробую.

– Вода.

– Влажный.

– Дом.

– Дикая яблоня.

– Птица.

– Я уже отвечал на этот…

– Я хочу, чтобы ты попробовал еще раз.

– Яйцекладущее… животное. Правильно?

У тебя чешутся глаза, и тебе сказали, это означает, что они выздоравливают и скоро ты снова сможешь видеть.

Последние три дня ты вставал с кровати и обходил по периметру свою комнату. Ты попеременно прикасался к стенам левой или правой рукой, в зависимости от того, в каком направлении двигался.

Тебе объяснили, что тренировки в темноте – это не идеальный выход, но они необходимы для предотвращения атрофии мышц, для их разработки. Ты проспал очень долго, и теперь после пробуждения следует ожидать проблем с физическим состоянием.

Сегодня в углу твоей комнаты тебя ждет беговая дорожка. Ты перебиваешь доктора Кюн, перечисляющую характеристики модели, установленной у тебя в комнате, и говоришь ей, что первая беговая дорожка была изобретена в конце девятнадцатого века в Англии. Она предназначалась для того, чтобы наказывать заключенных, ломать их психику. Ты процитировал некоего тюремного охранника по имени Джеймс Харди, написавшего о беговой дорожке: «ужас ее заключается не в жестокости, а в монотонном однообразии».

Первоначально ты воспринимаешь молчание доктора Кюн как удивление тем, что ты смог так быстро вспомнить эту информацию. Тебя беспокоит то, что информация может быть расплывчатой или ее нельзя усвоить. Что это говорит о тебе как о личности, о твоих интересах до того, как ты попал сюда?

Ты спрашиваешь, по-прежнему ли доктор Кюн здесь. Ты спешишь подправить свой вопрос объяснением: под «здесь» ты понимаешь другую комнату, обособленную от твоей, откуда доктор Кюн продолжает наблюдать за тобой, имея возможность при желании с тобой связаться. Опередив ее ответ, ты пытаешься пошутить, спрашиваешь, можно ли считать тебя арестантом, наказанным занятиями на беговой дорожке. О том, что это шутка, ты показываешь доктору Кюн своим смехом.

Она не смеется.

– Ты не арестант, – говорит она.

Ты скидываешь ноги с кровати, твои босые ноги шлепают по полу, который оказывается холоднее, чем воздух. Ты волнуешься и подумываешь о том, чтобы сказать доктору Кюн, будто испытываешь боль на уровне три или даже четыре из десяти, чтобы тебя не заставили заниматься на беговой дорожке, машине, как тебе известно, изобретенной для заключенных.

Следуя указаниям, ты делаешь четыре шага влево, затем три шага вправо. Твои руки хватают поручни, установленные на уровне пояса. Мягкие рукоятки проминаются, принимая форму твоих пальцев. Ты сжимаешь руки, не чувствуя своей силы, и ты не можешь вспомнить, чувствовал ли когда-либо себя сильным. Ты встаешь на край беговой дорожки и, шаркая ногами, продвигаешься вперед до тех пор, пока доктор Кюн не говорит тебе остановиться.

Она объясняет, что будет обратный отсчет из пяти электронных гудков, последний самый громкий и долгий. После чего лента у тебя под ногами придет в движение. Скорость движения будет регулироваться голосовыми командами доктора Кюн в соответствии с твоими шагами.

– Я не жду, что у тебя получится идеально, особенно с учетом твоего состояния и обстановки, – говорит доктор Кюн. – Не буду кривить душой: травма не исключена, может быть, даже неизбежна. Я сожалею, но, учитывая то, сколько времени ты уже бодрствуешь, преимущества реальных аэробных упражнений многократно превосходят то, чего можно добиться воздействием на мышцы электрическими импульсами низкого напряжения. У тебя все получается великолепно, но, пусть и не по своей вине, ты отстаешь от графика.

Начинает пищать обратный отсчет. Гудки громче, чем ты предполагал. Ты ежишься от холода. Звучит последний сигнал, отзываясь отголосками в комнате и у тебя в голове. Ты непроизвольно хихикаешь от возбуждения и ужаса. У тебя в желудке образуется пустота. Твои ноги трясутся.

Ты скользишь назад, ахнув, поскольку это ощущение до странного напоминает то, как ты проваливался в бессознательное состояние в свой первый день, в тот самый первый день, когда ты очнулся в этой комнате.

«Ты не арестант».

* * *

– Иди.

Ты поднимаешь свою правую ногу, она такая тяжелая и неуверенная, и неуклюже заваливаешься вперед. Второй и третий твои шаги получаются чересчур широкими, и ты промахиваешься мимо движущейся ленты, налетая одной ногой, должно быть, на кожух двигателя беговой дорожки. Ты уменьшаешь шаг, но слишком резко, спотыкаешься, теряешь равновесие и с размаха падаешь на одно колено, ударяясь подбородком о другое. Твои пальцы разжимаются, руки отрываются от поручней, тебя оттаскивает назад и сбрасывает на пол.

Жужжание электродвигателя прекращается. Ты пытаешься отдышаться. С трудом поднимаясь на ноги, ты хватаешь руками ноющий от боли подбородок и говоришь:

– Извините.

Ты плачешь.

Доктор Кюн не спрашивает, ушибся ли ты. Она снова и снова повторяет твое имя. В ее голосе нет ничего – ни изменения интонации, ни каких-то скрытых намеков на сострадание. Твое имя, многократно повторенное, это команда, призывающая к вниманию и сосредоточенности. Доктор Кюн произносит его до тех пор, пока твое дыхание не становится нормальным и ты не перестаешь плакать.

Она говорит, что у тебя все в порядке, хотя на самом деле тебе плохо. Она приказывает тебе сделать три глубоких вдоха и выдоха, после чего снова подняться на беговую дорожку.

Что-то у тебя внутри кричит, что доктору Кюн нельзя больше верить, и требует спросить у нее, почему она хочет, чтобы ты вернулся на беговую дорожку, почему ты по-прежнему пребываешь в темноте, почему ты вообще здесь?

Ты ничего не спрашиваешь. Ты ничего не требуешь. Ты делаешь то, что приказано. Дрожащими руками ты стискиваешь поручни. Тебе говорят, что начнется обратный отсчет из пяти электронных гудков, последний из которых будет самым громким и длительным.

– Иди.

Ты еще дважды падаешь. Второй раз ты ударяешься лицом о поручень, от чего в темноте вспыхивают россыпи ярко-белых звезд.

– Иди.

Ты удерживаешь равновесие и находишь удобный ритм и ширину шага. Ты идешь и идешь, наслаждаясь механическим ритмом своего тела, освобождая сознание думать о коричневых домах и диких яблонях.

Доктор Кюн предупреждает тебя о том, что положенные тридцать минут истекли, и беговая дорожка останавливается. Лента больше не ползет, но ты ощущаешь под ногами призрачное движение. Призрак – это нечто такое, что только тебе кажется, чего на самом деле нет. Ты гадаешь, не является ли призрачным время, поскольку тебе кажется, что шел ты гораздо дольше тридцати минут. Ты гадаешь, не лжет ли тебе доктор Кюн.