– Это была не любовь, это была страсть.

Увидев, что на них обращают внимание, Прокудина поспешила в каюту, а Свирский в полной растерянности остался стоять на месте.

– Нешуточные страсти кипят, – повернувшись к мужу, проговорила Вероника Альбертовна, – почти как у Чехова: чайки, вода, измена и смерть.

– Только вместо самоубийства Треплева – предумышленное убийство Прокудина, – горько заметил присяжный поверенный.

Местный лоцман тем временем поднялся на корабль и уверенно провел железную махину между песчаными отмелями в залив. Через четверть часа пароход уже бросил якорь и к нему наперегонки устремились лодки.

Выйдя к пассажирам, Неммерт по-свойски предупредил:

– Со здешним населением, господа, попрошу не церемониться, но соблюдайте осторожность. Греки хоть и братья нам, но, завидев русских, сразу вздувают цены либо норовят подсунуть залежалый товар. А вот турки хоть и магометане, но ведут себя по отношению к нашим компатриотам гораздо честнее.

– Не зря на Востоке говорят: «Свари в котле трех самых негодных жидов, получишь два армянина; перекипяти армян – из сплава выскочит один грек!» – спуская вниз лестницу, пошутил боцман и вызвал одобрительный смех.

На сидевших в лодках людей фасад города произвел весьма прозаическое впечатление. Вдоль берега, почти по самой воде, тянулся ряд приземистых домишек с закопченными пароходным смрадом стенами и сплошной грядой черепичных крыш; на горе – полуразвалившаяся крепость; кое-где торчали верхушки минаретов, большей частью без куполов. Строения, будто прихожане в храме на Пасху, толпились и толкали друг друга к воде.

На берегу туристов ожидал господин с черными усами, в котелке и легком сюртуке. Он, как и его предшественник в Константинополе, служил в Русском обществе Пароходства и Торговли. Судя по скучающему лицу, работа проводника ему давно набила оскомину. Отрекомендовавшись Константином Христофориди, он предложил составить о Смирне собственное мнение, прогулявшись пешком по ее старым улочкам.

– Уважаемые дамы и господа, позвольте поведать вам об истории этого древнего города, названного так в честь Саморнии – царицы амазонок. Он возник на крайней западной оконечности Великого шелкового пути. Но так сложилось, что его справедливо связывают с именем Гомера – родоначальника всей западной литературы. Выдающийся поэт жительствовал здесь семьсот лет до Рождества Христова. К сожалению, Александр Македонский захватил и разрушил все, что было создано за многие века, но Великий Завоеватель потому и велик, что являлся еще и созидателем. Царь Македонии приказал отстроить Смирну заново. Именно так через тридцать лет на горе Пагос выросла крепость, – он указал рукой в направлении возвышенности, сплошь застроенной одноэтажными домиками. – Хотелось бы также напомнить вам, что Смирнская церковь упоминается еще в Апокалипсисе Иоанна Богослова, который тоже здесь когда-то проживал.

– Позвольте узнать, неужели это ее купол виднеется вдалеке? – поинтересовалась госпожа Вяльцева.

– Разумеется, нет. Ведь прошло довольно много времени. А вам видна колокольня церкви Святой Фотиньи. Вокруг нее – кипарисовая роща и старое кладбище. Еще вопросы? – Вояжеры молчали. Вежливый грек щелкнул крышкой часов и заключил: – Поскольку до отплытия парохода осталось всего два с половиной часа, то я бы посоветовал вам самостоятельно насладиться местными красотами. Вы не против?

– Нет, – ответил за всех Лепорелов.

– Что ж, в таком случае желаю приятного времяпрепровождения. Имею честь кланяться. – Привычно собрав чаевые, проводник покинул вояжеров.

Ардашев увлек супругу вверх по улице, но сзади послышался голос профессора Граббе:

– Смею надеяться, уважаемые Вероника Альбертовна и Клим Пантелеевич, что вы не станете возражать, если докучливый старик будет плестись подле вас. Знаете ли, я несколько рассеян и опасаюсь заблудиться в лавиринфе бесконечных переулков.

– Ну, право же, Генрих Францевич! Компания с таким интересным собеседником, как вы, – истинное наслаждение.

– Благодарю вас. И куда же, позвольте узнать, мы движемся?

– А куда глаза глядят. Поверьте – это самый лучший маршрут в незнакомом городе. – Адвокат оглянулся: оставшиеся члены экспедиции столпились в тесном кругу, размышляя, в какую сторону податься. Блюм и Вяльцева окликнули извозчика и покатили по набережной. Ни Свирского, ни Прокудиной среди праздной публики не было.

Город утопал в соцветиях роз. Пахло ванилью и кардамоном. Редкие фруктовые деревья, почти неизвестные русскому человеку, будили любопытство и радовали глаз: гранат с зелеными плодами, апельсиновые деревья, хурма, инжир и еще не созревшая айва. Виноградная лоза в гирляндах спелых гроздей плелась по старым каменным заборам. На небольших площадях, скорее напоминающих петербургские перекрестки, били фонтаны. За мраморными столиками многочисленных кофеен сидели мужчины и вели неспешный разговор, искоса разглядывая прохожих. На солнце сверкала посуда, наполненная восточными сладостями. Никто никуда не торопился, и по всему было видно, что здешний народ был далек от европейской суеты.

Заметив, что Вероника Альбертовна завороженно рассматривает блюдо с аппетитной пахлавой, Клим Пантелеевич предложил занять столик под чинаром, раскинувшим ветви на многие сажени вокруг. Судя по объемному стволу, старое дерево не одну сотню лет спасало людей от жаркого солнца.

– Может быть, кофе, бутылочку воды и вазочку со сластями? Не возражаете? – Ардашев вопросительно посмотрел на жену и профессора.

Ученый запротестовал:

– Позвольте мне угостить вас. Пусть это будет маленькая компенсация за те неудобства, кои я причиняю вам своим присутствием.

– Ну что вы? Как можно говорить такое? – по-доброму возмутилась Вероника Альбертовна.

– Как видите, уважаемый Генрих Францевич, женщина – против. Стало быть, вам придется смириться с тем, что плачу я.

Граббе капитулировал.

Будто из-под земли возник официант. Растянув губы в широченной улыбке, он спросил на родном для гостей языке:

– Так, значит, три кофе, сладости и воду?

– Откуда вы так хорошо знаете русский? – удивилась Вероника Альбертовна.

– Моя бабушка была казачкой, – ответил усатый грек в красной феске. – У турецких работорговцев ее отбил мой дед, которому довелось служить шкипером на судне Ламброса Кацониса – нашего национального героя.

Скоро на столике запахло кофе и появились прозрачные вазочки со слоистой пахлавой, нежной миндальной нугой, фруктовым рахат-лукумом и розовой чурчхелой.

– А впрочем, наша жизнь – полнейшая суета, – философически рассудил Граббе. – Мы торопимся на службу, спешим разбогатеть, болеем – выздоравливаем, завидуем соседу, внезапно получившему наследство, ворчим на детей за их расточительность… Надеясь остаться в памяти внуков, раздаем им золотые крестики и конфеты. Но однажды, холодным зимним вечером, закутавшись в плед, мы тихо умираем в кресле-качалке. А вот этот чинар растет себе спокойно уже не одну сотню лет, смотрит на нас и усмехается. Кто знает, быть может, под его молодыми ветвями сиживал еще сам Александр Великий?