Не считайте случай с лягушкой-тунгарой случайностью: коллега Райана Александра Базоло (Alexandra Basolo) обнаружила то же самое у рыбы-меченосца. Ее самкам нравятся самцы с длинными мечеподобными удлинениями на хвосте. Подобные наросты есть еще лишь у одного родственного меченосцам вида, а у остальных — нет. Вряд ли эти наросты изначально имелись у всех, а потом исчезли у всех видов, кроме двух. Скорее всего, произошло наоборот: сперва «мечей» не было ни у кого, а позже они постепенно возникли у двух видов. Видимо, хвосты с «мечами» уже заранее нравились самкам — еще до появления самих наростов{259}.

В некотором смысле то, что говорит Райан, банально. Очевидно, что демонстрация самца должна соответствовать уже существующим каналам сенсорного восприятия самки. Обезьяны — единственные млекопитающие с хорошим цветовым зрением. Поэтому неудивительно, что только у них (среди млекопитающих) встречаются украшения ярких цветов — например, синего и розового. Точно так же неудивительно, что змеи, у которых нет слуха, не поют песен (а шипят они для отпугивания слышащих существ). То есть, придумать примеры «павлиньих хвостов» можно для любого чувства: павлиньи хвосты — для зрения, песни соловья — для слуха, запах мускусного оленя — для обоняния{260}, феромоны мотыльков — для вкуса, изящные формы «пенисов» некоторых насекомых — для осязания{261}, сложные электрические сигналы ухаживания у некоторых электрических рыб{262} — для «шестого», электрического чувства. Каждый вид выбирает то из них, которым самки лучше всего умеют пользоваться. Это в каком-то смысле возвращает нас к первоначальной дарвиновской идее о том, что у них есть — откуда бы оно ни появилось — чувство прекрасного и что именно оно диктует форму украшений самцов{263}.

Более того, последние склонны выбирать самый дешевый и безопасный метод демонстрации — тогда они живут дольше и оставляют больше потомков. Как знает любой орнитолог, если песня птицы красива, то оперение — невзрачно. И наоборот. У соловьев и жаворонков самцы — коричневые и практически неотличимы от самок, а у райских птиц и фазанов — великолепно разукрашены, но посредственные певцы, умеющие издавать только скучные вопли. Интересно, что такой же расклад наблюдается и у шалашников Новой Гвинеи и Австралии: чем зауряднее облик птицы, тем сложнее и вычурнее шалаш. У этого обстоятельства есть очевидные преимущества. Певец может выключить свое украшение в случай опасности, а шалашник — покинуть шалаш{264}.

Еще более очевидное свидетельство этому получено на рыбах. Джон Эндлер (John Endler) из университета Калифорнии в Санта-Барбаре изучает ухаживание у гуппи. Точнее, используемые самцами для привлечения самок цвета. У рыб отличное цветовое зрение: если у человека в глазу имеются три типа световоспринимающих клеток (красные, синие и зеленые), то у них — четыре (а у птиц — и вовсе до семи). То есть, по сравнению с миром птиц, наш — почти черно-белый. Рыбий взгляд на мир тоже очень отличается от человеческого, поскольку сама вода — в зависимости от своих свойств — по-разному фильтрует свет разных цветов. Чем глубже, тем меньше в нее попадает красного цвета по сравнению с синим. В более коричневую хуже проникает синий, в зеленую — красный или синий. И так далее. Гуппи, наблюдаемые Эндлером, живут в реках Тринидада. Ухаживание у них обычно происходит в чистой воде, в которой оранжевый, красный и синий цвета смотрятся оптимально. Естественные враги этих гуппи — рыбы, живущие в воде, лучше всего пропускающей желтый цвет. Неудивительно, что самцы гуппи никогда не бывают желтыми.

Они используют два типа окраски: красно-оранжевый, связанный с каротиноидным пигментом, который гуппи должны получать с едой, и сине-зеленый, создаваемый гуаниновыми кристаллами в коже, откладывающимися, когда самец достигает половой зрелости. Самки, живущие в воде чайного цвета, в которой заметнее всего красный и оранжевый цвета, соответственно, лучше реагируют на красно-оранжевые украшения, а не на синие — их мозг настроен на длину волны красно-оранжевого каротиноидного пигмента. Его-то самец и использует для демонстрации{265}.

Дальше по коридору за комнатой Райана в Техасском университете сидит Марк Киркпатрик, сумевший поставить всех на уши не хуже своего соседа. Он понимает теорию полового отбора наиболее основательно — Марк был среди тех, кто в начале 1980-х сделал идею Фишера математически съедобной. Но теперь он отрицает необходимость выбора между лагерями Фишера и Захави. Делает он это, отчасти, из-за открытия Райана.

Киркпатрик не отрицает выбора самок, как это делал Джулиан Хаксли. Если последний думал, что самцы, сражаясь друг с другом, сами совершают выбор, то Киркпатрик допускает первенство самок в этом вопросе. Другой вопрос, что их предпочтения не эволюционируют: они просто вываливают на самцов свои капризы.

Обе гипотезы — и «хороших генов», и Фишера — зациклены на попытке найти такую причину яркой демонстрации, которая приносила бы самцам пользу. Киркпатрик смотрит на вопрос глазами самки. Предположим, говорит он, что павлинов яркими хвостами наградили предпочтения самок. Но почему мы должны объяснять это только пользой для дочерей и сыновей? Может быть, у них нет никакой конкретной причины выбирать именно таких самцов? Может быть, их вкусы определяются чем-то совсем другим? Киркпатрик считает, что «другие эволюционные силы, определяющие предпочтения самок, часто пересиливают факторы, описываемые гипотезой „хороших генов“, и заставляют самок отдавать предпочтение самцам с особенностями, уменьшающими выживаемость»{266}.

Два недавних эксперимента показали, что у самок действительно просто бывают капризы, которые не эволюционируют. Самцы граклов (или по-другому вороньих дроздов, это обычная для Америки птица, известна своим однообразным скрипучим голосом) умеют петь всего одну песню. А самки между тем настроены на более богатый репертуар: им нравится, когда самец знает больше одной мелодии. Уильям Сирси (William Searcy) из университета Питтсбурга выяснил, почему так. Самка гракла подходит к поющим аудиоколонкам и принимает приглашающую позу, показывая готовность к спариванию. Постепенно песня ей наскучивает и она меняет позу. И снова примет положение для спаривания только если включить новую песню. «Привыкание» — это особенность работал мозга. Наши чувства, так же как и чувства граклов, замечают изменения, они выдергивают из окружения новое, а не постоянное. Предпочтения самки не эволюционировали: они просто таковы, каковы есть{267}.

Возможно, самым удивительным открытием в теории полового отбора стала работа Нэнси Барли начала 1980-х — на зебровых амадинах. Она изучала, как эти маленькие австралийские зяблики выбирают себе партнеров, для упрощения задачи держа их в вольерах и прикрепив к ноге каждого цветное колечко. Через какое-то время она обнаружила нечто странное: самкам нравились самцы с красными колечками. Дальнейшие эксперименты показали, что последние сильнейшим образом влияют на привлекательность как самцов, так и самок. Наиболее привлекательными оказались самцы с красными кольцами, наименее — с зелеными; самыми красивыми стали самки с черными или розовыми кольцами, самыми некрасивыми — с голубыми. И это работало не только с кольцами. Небольшие бумажные шапочки, приклеенные к головам птиц, тоже меняли их привлекательность. Самки амадин оценивают самцов по очень простому правилу: чем больше красного на теле и чем меньше зеленого (что, по идее, почти одно то же, поскольку для мозга это — противоположные цвета), тем те привлекательнее{268}.