Вот совершенно. Он извинился? Или что это было? При чем здесь ее тетя? И почему у нее сил нет отступить? Как так вышло, что ее собственные руки уже его плечи обхватили…

Боже! Что Даша творит?! Надеется, что он в темноте не ощутит? Но она-то ведь все чувствует, что он делает, как притягивает ее все ближе. И его дыхание на своем лице уже ощущает… Сильные, жесткие пальцы на собственном затылке в волосах. И совершенно нет впечатления, что чего-то ему не хватает или ущербен… Потрясающий!

А ей голову ведет, заставляя забывать про все претензии!

Слишком острой памятью о прошлой потере и той боли, что три дня вглубь себя пыталась затолкать, отзывается. Правда?.. А разве Даша сомневается?

А он?.. Он это ощущает?! Догадывается? Понимает ли, кто они друг другу?!..

— И, кроме того, Анна Тимофеевна сообщила, что вас сегодня кто-то сильно расстроил, напугав. Кто это был, Дарья?! — голос Гутника стал низким, хриплым.

А еще до бесящих чертиков требовательным! Вот кто ему сказал, что может так с ней говорить?

— Почему вы плакали?!

Таким тоном вдруг спросил, что ее в жар бросило! Каким-то очень реальным в этой тьме, будто еще одной ладонью голос стал, которая звуком скользит по ее скуле, бровям, чуть царапая кожу…

— Какая вам разница?! Это же вы меня видеть не желали! — выставила подбородок вперед. Но…

Дашу трясти мелко-мелко начало. И настолько мощный порыв вдруг накрыл! Неистовая потребность… Тяга к нему! Почти нужда стать еще ближе! Прижаться, соприкоснуться любым участком кожи, чтобы тепло его тела ощутить, самой настолько сильно обнять Гутника, чтоб никогда больше не зажигать поминальные свечи у его изголовья!.. Защитить всем, чем сможет только!

— Вы все еще моя помощница, Дарья! И в полной зоне моей ответственности, — он будто давил своим голосом, приказывал, неистово требовал подчинения и ответа!

Помешательство полное! Слилось настоящее и прошлое в голове, стирая грани и рамки! Она как потерялась в этой темноте, утратила связь с реальностью.

Только вот Дарья, несмотря на нахлынувшие эмоции и такие объемные ощущения, еще не готова была прошлую тему закрыть. Он ее обидел!

— Вспомнили вдруг? — фыркнула. — Вы это признаете, только когда вам удобно! И почему так уверены, что дело не в вас, полковник?! Сами меня отправили от себя подальше, — проворчала… уже не так напористо, конечно.

У самой голос упал, низким стал, дыхание не хватает отчего-то. Мысли метались, сложно стало подбирать слова, да и события терялись, путаясь в связях и последовательности. Темнота все же… не пугала, совершенно нет, рядом с ним ей ничего не было страшно. Но кардинально изменяла восприятие.

— Всегда в других легче причину найти? Вы идеальны и ошибок не совершаете, да?! — вроде как упрекнула, хотя отчаянно искала в себе силы назад отступить…

И так же отчаянно проигрывала разумному, не в силах противостоять какому-то нереальному протяжению между ними! Это даже с магнитом не сравнить! Нечто несоизмеримо большее… Как гравитация земли… Или влияние Луны на все земные океаны и моря… Неотвратимо!

Словно точно часть ее души с его навеки связана.

А Гутник суставами вдруг хрустнул, сжав кулак, и будто с опустошением неким выдохнул.

— Значит, все-таки я виноват? — произнес глухо и отрешенно.

И так мощно ей отозвалось той болью, что прозвучала в этой простой фразе! Самой невыносимо стало.

Ну вот как так?! Вся злость словно схлынула, опала, оставив только необходимость сделать все, чтобы он себя не корил из-за нее. Сил же не будет выдержать его самобичевание!

Знает ли? Понимает ли он, насколько они важны друг для друга?!.. И как поднять такой вопрос — ни единой идеи! Еще чуть вперед подалась, прижавшись лицом к его шее вдруг. Воротник мундира давит в подбородок. Но выше Даша виском, щекой ощущает его жаркую, чуть колючую кожу.

Что происходит?! Что они оба творят?!

Стук пульса полковника… Резкий, тяжелый выдох. И настолько жадный вдох, что колени ослабли, в животе разлилось пылающим жаром внезапно!.. Сама задохнулась, облизнула пересохшие вдруг губы, кажется, его кадык задев кончиком языка.

Солоноватый привкус ударил в голову сильнее, чем алкоголь мог бы!

Тяжело самой вдохнуть, грудь сдавило будто бы, в животе узел, словно необъятное в примитивный объем вместить пытается! И в промежности вдруг тяжело и влажно, тревожно горячо… непривычный голод плоти пробуждает.

Никогда так ни на кого не реагировала в жизни!.. Что и не удивляет теперь.

А его ладонь уже ее затылок накрыла, чуть давя, будто Гутник закрыть ее от какой-то угрозы своими руками пытается, всем собой обернуть.

И все та же темнота вокруг… Только им уже света и не надо, кажется. Решились бы на подобное пусть и при тусклом, но освещении лампы? Сомневалась…

— Олег… — сорвалось с губ само. И сама же смутилась, совершенно не представляя, как он отреагирует. Ведь маловероятно, что и он что-то осознает, помнит. — Геор… — но не успела отчество добавить.

Полковник, похоже, также утратив контроль над ситуацией, вдруг жадно, тяжело надавил на ее шею, затылок. Буквально вынудил Дашу приподняться на носочки, подчиняясь этому движению. И, черт знает как сумев наощупь найти, сам наклонился, с алчностью, с силой припав к ее губам!..

Глава 17

Он сошел с ума.

Другого объяснения не существовало. Двинулся разумом окончательно и бесповоротно! Иначе как осмыслить, что, вопреки всем своим решениям и точному знанию верного и правильного — творил в этот момент?!

Более того, он не мог, а самое ужасное — не хотел (!) искать ни единой причины, чтобы остановиться!

Его словно одурманило нечто! Околдовало, забирая волю и логику, оставляя в опустошенной душе только невыносимую потребность в Даше.

И сейчас Олег просто тонул в ней! В тепле ее кожи, в мягком ощущении дрожи женского тела, притиснутого к нему настолько сильно его же руками, что оба становились почти единым целым!

Хорошо… Олегу было настолько чертовски хорошо! Почти невыносимо… Но он ярко осознавал, что ни за что в мире от этого ощущения не откажется. Не после того, как три последних дня просто подыхал, не имея даже варианта всего лишь на нее взглянуть.

«Бл*! Какого греба*ого дьявола он делает?!" — в голове прострелило отдаленным отголоском логики.

Этого уже не списать на случай или трактовку. Все предельно очевидно, и плевать, что в полной темноте происходит… И как он перед ней это свое безумие оправдываться станет? Ведь свое положение