глоток, не столько сейчас вкус смакуя, сколько пытаясь кровь разогнать и дурное из головы вытрясти. Вытащил из кармана форменных брюк, которые переодеть не успел, пачку сигарет и зажигалку, бросил на стол. Отвлекался, короче, чем только мог, пытаясь переварить и прикинуть, что друг от него хочет.

А Миха только усмехнулся. Он никогда не спорил, хоть и знал, как Олегу тяжело эту тему поднимать. Просто говорил, а тому уже самому с этим жить и разбираться приходилось.

Но вместо того, чтобы сейчас уточнить, что же за интуиция и нужда Мишку притащила, Гутник опять на коньяк глянул, потом на сигареты. Мелькнуло в голове…

Еще раз бокал ко рту поднес, скрывая, что, на самом деле, рукав рубашки нюхает… а тот Дашей пахнет.

Обнимал ее… Прокатилось жаром по позвоночнику воспоминание, как в подсобке к себе в полной темноте притиснул! Очевидно, манжета из-под мундира вылезла, касалась ее волос, кожи — плеснулось в солнечном сплетении, в позвонки отстрелило тяжестью, скопилось огненным напряжением в крестце…

А она, хоть и злилась, а духами, что он подарил, пользовалась… И тогда шибануло, в той жаркой темноте, только не разложил на составляющие все то, что мозги набекрень свернуло, и сейчас пробило…

И мысль вдруг странная, которую никак не мог себе объяснить, а может, и коньяк, что уже успел выпить, затуманил мозги незаметно, заставил вскинуться и глянуть прямо на друга.

— А вот скажи, Миха, меня легко просчитать и предугадать поступки? — поинтересовался с искренним любопытством.

— Тебя? — друг откинулся на спинку, вращая медленно бокал на столе, но смотрел при этом пристально на Гутника, как сканируя. — Хрена с два. Разве что сам захочешь показать что-то. Или если человек тебя давно и хорошо знает… Да и то… Мы с тобой сколько знакомы? Больше пятнадцати лет? А я не всегда предсказать могу, что ты вычудишь. А чудишь ты регулярно, в чем и есть твое преимущество, — ухмыльнулся друг, явно же поддевая. — А что?

Не трогая пока закуски, он им еще плеснул коньяка, хотя предыдущий не весь выпили. А Олег смотрел на блики в янтарной жидкости и все никак не мог свести концы с концами. В голове и груди уже горячо, коньяк кровь разгоняет, хоть и совсем немного выпил, если прикинуть, и вот прям допекает все тоже непонимание. Может, с таблетками как-то взаимодействует, усиливая эффект?

— А если совсем недолго знает человек? Два дня… а четко, до мелочи просекает? — вот заело его то ее предупреждение!

Неужели настолько стал прогнозируемым?

— Слушай, ну ты от меня что хочешь? Я же не знаю, о чем речь, — уже даже с интересом поерзал Мишка на своем месте. Взял сыр, пожевал задумчиво… — Может, опытный человек, по жизни натасканный, вот и угадал что-то, — пожал плечами.

А Гутник… он сам не смог бы потом сказать, в какой именно момент все пошло вот так. Как умудрился свернуть в эту тему?

— Скажешь тоже! — фыркнул, сделав еще глоток. В лицо кровь ударила, жарко стало. — Девчонка, двадцать лет. Практикантка, второй курс юридического, — хмыкнул Гутник, вытащив сигарету, но не прикуривая.

На балкон было лень идти, да и не хотелось особо. Но руки будто зудели, испытывая странное чувство пустоты с тех пор, как отпустил ее в той подсобке, придавая поцелую видимость приличия и случайности… Пальцы просили занятия.

— А вот с этого момента давай подробней. Уже жуть, как интересно! — выпрямился Михаил, уставившись на него пристально. Причем, не то чтобы перестав ухмыляться, но и…

**

Блин, пронзительный у друга взгляд. Говорят, и у Олега такой бывал временами. Он не спорил, но и не замечал за собой. И все же сейчас не хотелось изливать душу… Только и разобраться припекло внезапно. А кто, как не Мишка, подсказать может? Да и кому еще Олег рискнет признаться. А ухмыляются… оба для виду только. И оба это знают тоже.

— Не так интересно, как проблем добавляет, — хмыкнул, уставившись в бокал.

— Каких? Лучше б порадовался, что и на твою душу нашлась… — как забросил пробный камушек Миха, продолжая по закуске проходиться. Видно, в госпитале не до обеда было.

Но елки-палки! Вот как он вот так сходу суть уловить умудряется?!

— Ты на меня глянь, — Олег уже реально задолбался очевидное людям объяснять. — Мало того, что я старше в два раза, красавец теперь такой, что детей только пугать, да и потом… Я ж ходячая мишень. Не хочу ее в это втягивать. Сам знаешь, слабое место… — махнул рукой, так и не поднимая взгляд, скупо перечислил очевидное.

Мишке не нужно было детали объяснять, сам все знал и понимал, насмотрелся на две жизни вперед в их работе.

— Это да… тяжко, — кивнул друг. Помолчал пару секунд… скорее Олегу дав время на осмысление, чем себе самому. — Но, кажется, стоит рискнуть, тебя же крепко в оборот взяло, вижу…

— Видит он, бл*! — скривился Гутник, почему-то всю тяжесть невозможного ощутив так, словно ему на плечи навалился потолок. А он стоит и удержать пытается. Лишь бы на нее не рухнул и камешек…

И глотнул полным ртом еще из бокала, как пытаясь горечь смыть. Блин… Дернуло внутри. Не по много же пил, глотками вроде, а голову уже повело. Пора тормозить.

— Видит… — повторил с сарказмом. Ему веры Миши в чудо не хватало капитально. — Вот ты мне объясни лучше, раз видящий такой, как она, зная меня меньше недели, умудряется понимать и разбираться так, как не всегда понимают остальные подчиненные?! Иногда, кажется, что лучше, чем я сам понимаю, что творится внутри?! Малая же совсем, ни фига жизненного опыта, никакой практики за плечами… А временами в глаза посмотришь — и будто ей сотня лет. Или и того больше. И все эти годы я словно ее знаю: как улыбается, как сводит брови, когда думает, как рыдает… — вот тут его переклинило, если честно.

Как и днем, когда Анна Тимофеевна про слезы Даши сказала — не удержался, рванул в архив на голом инстинкте. Он это просто вынести не мог! От одной мысли подкидывало!

Вот и теперь: сам не понимал, что изо рта льётся. Да и не горлом говорил, оно из его головы выплескивалось словно само, без анализа и понимания. Из чего-то темного и глубоко, в чем Гутник никогда не рисковал