Кочевник задумался:

– Да мне что-то… Хотя если с тобой… Да! Поплывем!

– На чем поплывем?! – Чистенькая снова рассмеялась, видать, настроение у нее сегодня было прекрасное, под стать столь чудесному летнему деньку. – Ты же без лодки!

– Пешком можно… или попросить у кого.

– Не надо никого просить, вот еще! – передернула плечом Хлейко. – У меня у самой лодка есть.

– У тебя?! Ты мне не говорила.

– Она когда-то принадлежала моему отцу, когда еще тот был жив, а потом – матери, пока и ту не забрали к себе великие боги… – на чело девушки словно бы набежала темная грозовая туча. – Старики рассказывали, какой тогда был мор! Мало кто выжил. Жрецы молили богов, но бесполезно, даже хотели слать гонцов в столицу, к тамошним колдунам, но мор как-то вдруг утих. Видать, и свои колдуны справились.

– Или просто все, кто заболел, умерли, – цинично прищурился парень.

– Может быть, и так. – Чистенькая согласно кивнула. – Боги забрали к себе всех, кого хотели. Так вот, я про лодку. Мы можем поплыть на моей.

– Хорошее дело, клянусь веселым богом Хоронкоревом! – возликовал юноша. – Как скажешь, тотчас же и поплывем… Э-э… тебе не надо будет отпрашиваться в вашем девичьем доме?

– Отпрашиваться?! – Хлейко гордо вскинула брови. – Я что, какая-нибудь простолюдинка?! Погонщица вонючих спинокрылов? Достаточно будет просто предупредить, сказать, что отлучусь ненадолго. Сегодня и отправимся!

– Сегодня?! Вот славно!

– Я заночую в вашем селении, у старой знакомой моей матери, тетушки Глии. Давно обещала ее навестить.

Кочевник спрятал улыбку:

– Переночевать и не только у тетушки можно.

– Себя предлагаешь? Смотри, рассержусь. Я тебе не какая-нибудь!

– Да ладно тебе! Клянусь Хозяином Священной березы – пошутил я!

– Жди здесь, – легко поднявшись на ноги, девушка махнула рукой. – Вон у того плеса. А я забегу в Дом девичества, возьму лодку и тебя тут подхвачу.

– Хорошо, – покорно кивнул Мюсена. – Как скажешь.

– Жди!

Ждать не пришлось долго, парень не успел еще раз как следует обдумать все с ним приключившееся, как на излучине реки показалась узкая лодка. Сидевшая в ней Чистенькая, в праздничном полотняном платье из белейшего полотна, с затейливыми оберегами-узорами и широкими лямками на загорелых плечах, орудовала веслом не хуже заправского лодочника – уверенная, ловкая, сильная. Именно такая и нужна славному воину жена!

– Забирайся, что уши развесил! Хватай весло – теперь уж тебе грести придется, а я буду плести венки да петь.

– С удовольствием тебя послушаю, славная Хлейко!

– Да греби ты уже, видишь вон – отмель!

Влюбленные плыли весело, хорошо плыли. Девушка распевала песни, Мюсена греб, не особенно-то напрягаясь, правда, ближе к концу пути сделал вид, что устал. Обернулся, положив на дно лодки весло:

– Хорошо бы испить чего-нибудь.

– Воды в реке много. Пей! – отложив венок, расхохоталась Чистенькая.

Юноша потянулся, с хрустом расправив плечи, куртку он давно сбросил и теперь хвастал перед девчонкой своим мускулистым телом. Да кто ж перед таким красавцем устоит? Никто, кроме гордой Хлейко-нэ… пожалуй…

– Что это у тебя меж лопатками, милая моя? – с хитроватой улыбкою осведомился Кочевник.

– А что у меня между лопатками?

– Я подберусь ближе, гляну?

– Ну… глянь…

Девушка повернулась спиною, как и сидела всю дорогу, глядя на широкую реку, неспешно несущую свои воды к холодному синему морю. И теперь так же уселась, чувствуя на своих плечах крепкие пальцы Мюсены-ка. Ой, как они приятно бегали, щекотали… вот погладили шею… вот – плечико… а вот и вся ладонь проникла под платье, вниз, почти до самой поясницы.

Впрочем, Чистенькой вовсе не было неприятно. Она и не шелохнулась ничуть, лишь закусила губу, когда воздыхатель, спустив лямку платья с плеча, обнажил грудь и даже осмелился прикоснуться к ней рукою. Так, слегка…

– Ну, поцелуй же!

Девушка повернулась, платье ее упало до пояса, обнажив вторую грудь и крепкий плоский живот.

– О-ох, милая… – скрипнул зубами молодой человек. – Да что же это сегодня за день такой славный выпал?!

Накрыв поцелуем коричневатый сосок, твердый и маняще дрожащий, Кочевник потянул платье ниже. Вроде бы девушка и не возражала… как вдруг…

…Где-то совсем рядом послышался надрывный крик сойки. Мюсена-ка не обратил на него никакого внимания – не до того было, – а вот Хлейко-нэ встрепенулась, оттолкнув воздыхателя и поспешно натянув платье.

– Слышал?

Крик повторился.

– Вот! – девушка подняла указательный палец. – Опять.

– Ну, сойка кричит, эка невидаль, – недовольно пробурчал парень.

Хлейко нахмурила брови:

– Это вовсе не сойка, не-ет. Так кричит оберег, давно потерявший свою силу, но все же почуявший опасность.

– Оберег?

– Вон там, за отмелью, в ивах.

Лодку тем временем вынесло прямо на мель, чему молодые люди были сейчас очень даже рады. Девушке хотелось проверить амулет, а Кочевник не имел ничего против, чтобы составить ей в этом компанию. Тем более в зарослях.

– Я пойду первым, – выбравшись из челнока, он отвязал от пояса дубинку. – А ты уж за мной.

– Хорошо, – мотнула головой Хлейко. – Я согласна. Идем же скорей! Мне кажется, там, в кустах, кто-то прячется.

– Тогда, может, тебе лучше б и не ходить?

– Я что?! Трусиха?

Девчонка прибавила шагу, обогнав своего воздыхателя, так что тому пришлось ее догонять. И тем не менее воспитанница Дома девичества проникла в заросли первой.

– Ой, как тут темно!

– Дай-ка я…

– Тсс! Помолчи. Ты мне мешаешь.

– Ах, мешаю?!

– Помолчи, сказала! – бросила Хлейко-нэ с такой яростью, что Мюсена счел за благо умолкнуть. Просто стоял и смотрел, как его подружка, закрыв глаза, расставила в стороны руки. А вот зашептала что-то, свела ладони на уровне груди. С левого плеча девушки давно съехала лямка, но сейчас это вовсе не выглядело предосудительно.

– О великие богини иного мира, хранительницы снов, – вспоминая учение Дома девичества, прошептала девушка. – Позвольте мне услышать… найти… Оп!

Вдруг распахнув глаза, Хлейко сделала пару шагов вперед, продираясь сквозь заросли, и, опустившись на колени, подняла с земли комок грязных перьев, закутанный в паутину серебристых нитей.

– Оберег, – тихо промолвила девушка. – Заговорен на перьях и крови сойки. Давно уже его никто не обновлял свежим заклятьем. Он пропустил чужаков, но он же их и почуял и подал знак.