Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, сэр! Прошу вас! Я не потерплю этого! Выйдите, сэр, сейчас же!
Я наконец в полной мере осознал, что происходит; страх и потрясение начали понемногу проходить, сменяясь растерянностью и сочувствием.
– Я… должно быть, она вошла в дом по соседству…
Лавочник смягчился так же быстро, как до того ожесточился:
– Ах! Ну конечно, доктор. В соседнем доме и правда есть девушка.
Я тоже это знал; знал, когда произносил последнюю фразу. Единственная загвоздка – девушка из соседнего дома совершенно не походила на ту, что видел я. Однако в том странном свете…
– Простите, – продолжал я, вновь обретая самообладание. – Я не хотел вас обидеть. Я знаю, что у вас были… трудности.
– Да, – ответил он, умудрившись даже хохотнуть, – и я решил, что вы тоже решили вступить в ряды проказников!
– Простите великодушно, – сказал я, подделываясь под его шутливый тон.
– Забудьте об этом, доктор! – ответил он. – И я забуду. Всё это глупости… неспокойные духи… Доктор, я здесь живу много лет, и ничего не видел. Вы, англичане, – могущественный народ, но до того суеверный! Но я говорю это не из желания оскорбить души мертвых, отнюдь! А вы, доктор, – вы что-то хотели?
Я быстро решил что-нибудь купить и тем исправить положение.
– Табаку – самого крепкого, что у вас есть. И весь, какой у вас найдется.
– Ага! Вы с мистером Холмсом опять с головой ушли в работу, а? Надеюсь, вы не расскажете ему, что видели «юный призрак», доктор?
Он рассмеялся собственной шутке, и когда я уходил, мы вновь были добрыми друзьями. Я взял покупку, он тепло попрощался со мной, и я вышел; осматриваясь при переходе улицы, я случайно бросил взгляд на окна гостиной в нашем доме…
И готов поклясться – успел заметить, как Холмс внезапно отскочил от окна, открывающего лучший вид на мелочную лавку.
Прибыв обратно в гостиную, однако, я застал Холмса там же, где и оставил: он сидел в том же кресле и просматривал те же газеты. Да видел ли он, что случилось на той стороне улицы? Часть моей души хотела это знать, а другая часть хотела бы навсегда забыть обо всем связанном с миром духов; третья же – и, видимо, самая сильная – часть моего мозга желала избежать дальнейшего позора, хотя бы на время.
Так что я положил сверток табаку на стол с газетами, опять снял сюртук, без дальнейших слов закатал рукава рубашки и принялся набивать трубку. Тем временем Холмс воспользовался моментом и заговорил очень тихо и сочувственно:
– Ватсон, вы когда-то спросили, верю ли я в «призраков». И сама эта мысль вас так потрясла, что вы не вдумались как следует в мой ответ. – Продолжая речь, Холмс наполнил собственную трубку новым табаком и зажег ее. – Мои точные слова были «я непоколебимо верю в могущество призраков». Вы спросите меня, и не без оснований, есть ли какая-то разница между моей и вашей формулировками, или они разнятся лишь игрой слов. Но разница есть. В науке о преступлениях, Ватсон, как и в любой другой, встречаются явления, которые мы не в силах объяснить. Мы уговариваем себя, что в один прекрасный день наука найдет им объяснение; может, и так. Но пока что необъясненность этих явлений придает им невероятную силу – потому что они заставляют отдельных людей, а также поселки, города и целые страны, вести себя страстно и неразумно. Они поистине могущественны; а надо признать – что могущественно, то существует на деле. Реальны ли эти явления? Это неправильный вопрос, и даже бессмысленный. Реальны они или нет – они имеют место. – Он встал – голову его окутывал ореол дыма, казалось, почти осязаемого; Холмс опять подошел к тому же окну. – Мы верим; мы поступаем в соответствии с нашей верой; другие люди говорят нам, что наша вера ложна; но как наша вера может быть ложна, если она способна убедить нас, иногда – многих из нас, изменить свое поведение? Нет, Ватсон, – то, что служит побудительной силой для поступков людей, как мы совсем недавно видели, несомненно, обладает могуществом. Реальны ли духи? Да реальны ли боги? Нам не дано знать; но они – важные факты, определяющие взаимоотношения людей. Так что… – Он указал трубкой на лавочку через дорогу. – Вы видели девушку, игравшую перед лавкой, когда входили туда? Если вы верите, что видели, вы уже никогда не будете прежним; если предпочтете не поверить, если убедите себя, что она вошла в другой дом, вы все равно изменитесь, хотя и по-другому – даже отрицая эту встречу, вы придаете ей силу. Как бы то ни было, встреча остается фактом; притом единственным фактом, имеющим отношение к делу, который подлинно важен для вас, для ваших спутников и знакомых, на которых влияют ваши поступки. Поэтому была девушка или нет – не имеет почти никакого значения. Эти истории тоже делают Бейкер-стрит тем, что она есть. Может быть, они не реальны; но они – такие же факты, как и сама улица…
Внезапно Холмс повернулся, помахал ладонью у лица, чтобы развеять облако дыма, сознательно переменил направление мыслей и разговора, а затем опять сунул трубку в зубы и упер руку в бок.
– Итак, дружище! Не забывая об этой скромной теории, давайте постараемся отыскать преступника, который оперирует исключительно в сфере материального. Кажется, это будет очень приятная задача – для разнообразия…
И с тем мы вернулись к нашим газетам и нашей работе.
– Доктор Крайцлер, мистер Шерлок Холмс…
Вероятно, самая знаменитая сцена знакомства персонажей в литературе на английском языке (не говоря о множестве других, на которые была переведена эта книга), происходит в первой главе романа «Этюд в багровых тонах», написанного в 1887 году неизвестным тогда британским писателем:
– Доктор Ватсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.
– Здравствуйте, – сердечно сказал Холмс, с силой пожимая мне руку, чему я совсем не обрадовался. – Я вижу, вы побывали в Афганистане.
– Боже мой, откуда вы знаете? – изумился я.
– Неважно, – ответил он, усмехнувшись.
Это была встреча медиков, и автор намеренно поместил героев в научную обстановку – химическую лабораторию крупной лондонской больницы Св. Варфоломея. (Много лет на стене лаборатории висела мемориальная латунная табличка в честь этого события.) Джон Г. Ватсон, от лица которого ведется повествование, только что вернулся из действующей армии, со Второй афганской кампании. До войны Стэмфорд был при нем «перевязчиком», то есть ассистентом хирурга в той же больнице Св. Варфоломея. Создатель этих литературных героев, Артур Конан Дойл, – тоже врач. Третий участник сцены, как выяснилось впоследствии, медиком не был. Но, хоть Шерлок Холмс и не врач, Конан Дойл, придумывая Холмсов детективный метод, вспоминал доктора Джозефа Белла, который некогда преподавал Дойлу медицину в Эдинбургском университете, и чьи способности к наблюдению и выводам помогли ему стать изумительным диагностом.
Это было, как пробормотали бы тогда себе под нос шотландские коллеги Конан Дойла, «хитро? придумано». Как вспоминал много лет спустя доктор Конан Дойл, за исключением Огюста Дюпена, парижского сыщика, описанного пионером жанра – Эдгаром Алланом По, – большинство современных ему литературных героев-сыщиков добивались результата волей случая или удачи. Конан Дойла, как он сам рассказывал, это не устраивало, и он решил создать детектива, который станет бороться с преступлением, как доктор Белл боролся с болезнью. Короче говоря, к расследованию преступлений следовало применить научный метод. Для 1887 года это был новаторский подход, но он сработал – сначала в литературе, а потом и в жизни: она часто подражает искусству, когда, как в нашем случае, произведение создано гением.