совета расположились за длинным столом. Но в отличие от собеседования, меня заставили стоять на Плахе.

Это был большой кусок окаменевшего дерева, из которого вырезали трёхфутовый куб. Дрейк сказал, что это якобы была плаха палача, сохранившаяся с тех времён, когда учителя могли убивать учеников за опасное безрассудство или глупость[148]. Теперь вас просто заставляли стоять на этой деревяшке, чтобы заставить почувствовать себя неуютно.

Встав на Плаху, я заметил Хоука. Вокруг его головы пульсировала жёлтая дымка, вероятно, нечто вроде магического бинта: вся правая часть его лица была разрублена сверху донизу, а правый глаз разрезан пополам. Наверняка эти раны были получены во время битвы с Ужасом Каина.

И всё это из-за меня.

У меня сжалось сердце, и моя напускная уверенность улетучилась. Я заслуживал всего того, что они собирались со мной сделать.

Гладстон открыл собрание и успел произнести около четырёх слов, прежде чем Иоден его перебил.

– Прошу прощения, Мастер Провидец. Но ради экономии времени я предлагаю сразу же исключить этого студента.

– Мастер Гений, – прорычал Хоук, – этого студента зовут Саймон Фейтер. Уверен, вы достаточно умны, чтобы запомнить.

Я не мог поверить, что Хоук заступился за меня.

– Да, – произнёс Гладстон. – Спасибо, Мастер Ловкач. И я был бы вам признателен, Мастер Гений, если бы вы меня больше не перебивали.

Гладстон повернулся и указал на меня пальцем.

– Расскажи нам всё. Учти, что мы уже выслушали доклад Мастера Хоука, так что поймём, когда ты врёшь.

И я рассказал им всё.

Почти всё.

Из моего рассказа выходило так, будто я практически похитил Тессу и Дрейка, и они совершенно не виноваты в случившемся. Я также сказал, будто бутылка сама перевернулась, освободив Ужас. И совершенно очевидно, что я ничего не сказал им о Дару. Я рисковал, но сейчас было неподходящее время, чтобы выставлять себя героем. Вам может показаться странным, что я внезапно повёл себя так скромно после сумасбродной схватки с Ужасом, но, по правде говоря, этот поступок уже принёс немало вреда. Я ещё не осознавал все масштабы случившегося, но понимал, что Хоук серьёзно ранен. Если верить слухам, находясь под влиянием Ужаса, четыре человека чуть не убили друг друга. Но самое страшное – моей маме сказали, что я намеренно пытался уничтожить мир. Я чувствовал себя просто отвратительно.

– Что случилось с твоим мизинцем? – спросил Гладстон.

– Я споткнулся.

– Или провалился в слуховое окно? – предположил Хоук, указывая на дыру в крыше.

– Как ты добыл меч Реллика? – поинтересовался Гладстон.

– Я швырнул в стекло камень, и оно разбилось.

– Где теперь меч?

– Наверное, я потерял его во время битвы, – ответил я. Чтобы школа не вздумала «вернуть» меч, Тайк поспешно закопала его в саду, пока никто не видел. Иногда она вела себя как животное…

– Кто научил тебя вызывать Полуночный Синий?

Я взглянул на Хоука, и тот еле заметно пожал плечами.

– Я увидел, как это делает кое-кто другой…

– Куда ты направился, когда исчез со Склада? – требовательно спросил Гладстон.

Я пожал плечами.

– Не знаю. Какое-то время было темно, а потом мы вернулись обратно.

– А где ты взял ключи от Склада? – спросил Иоден.

Я опустил голову.

– Украл их у Хоука, – признался я. – Мне очень жаль, Мастер Хоук.

– Это вряд ли, – спокойно возразил Хоук.

– Но мне правда жаль, – повторил я, глядя ему в лицо. Я не врал. Ну почти. Если я и не сожалел о похищенных ключах, то сожалел о том, что потерял их где-то в лесу на Дару. По крайней мере мне так казалось.

– Очень хорошо, – вздохнул Гладстон. – Саймон, тебе будет приятно узнать, что после тщательных поисков в Скеллигарде мы выяснили, что после твоих вчерашних выходок никто не погиб.

Я выдохнул.

– Больше всего в результате твоих действий пострадал Мастер Хоук. Поскольку ты незнаком с магической медициной, я должен сообщить тебе, что его лицо заживёт, но он больше никогда не сможет пользоваться правым глазом. Кроме других наказаний, которые мы тебе сегодня назначим, ты всю жизнь будешь обязан Мастеру Хоуку за его помощь в сглаживании последствий твоих поступков.

Я снова взглянул на Хоука, и мой желудок свело спазмами. На мгновение мне показалось, что он мне подмигнул. Но потом я понял, что он, скорее всего, просто моргнул.

Гладстон откашлялся.

– Ты хочешь что-нибудь сказать в своё оправдание?

Этого я и ждал.

– Да, – как можно более сокрушённо ответил я. – Я хочу сказать, что всё случившееся – моя вина. Дрейк и Тесса уже достаточно пострадали, и, если это возможно, я бы сам хотел понести наказание за их проступки.

– Как благородно, – сухо заметил Иоден.

– Спасибо, – громко произнёс Гладстон, положив конец дальнейшим спорам. – Мы это учтём. Что-нибудь ещё?

– Я не хотел никому причинить вреда, – добавил я. Это была правда. Конечно, я не очень-то и старался, но предпочёл об этом умолчать. А потом я сказал им то, что считал самым важным.

– Я не такой, как другие ученики. Я это знаю. И вы это знаете. Я Фейтер, мне здесь не место, и я ещё не знаю, каким путём мне следует идти. Я знаю, что поступил плохо, но, честно говоря, я делал то, что считал необходимым сделать, чтобы стать истинным Фейтером. Я знаю, что пострадали люди, и я бы хотел, чтобы этого не случилось, но, если бы мне пришлось снова делать выбор, я бы не стал ничего менять.

Несколько учителей беспокойно заёрзали в креслах, но Гладстон кивнул.

– Можешь идти, а мы пока обсудим твою дальнейшую судьбу.

Он указал на дверь в другом конце комнаты, и я с облегчением спрыгнул с Плахи. Сначала я думал, что смогу поговорить с Дрейком и Тессой, но как только открыл дверь, сразу понял, что этого не случится. Комнатка оказалась крошечным помещением без окон. Когда я закрыл дверь, внутри стало совсем темно, и я не слышал разговоров в соседней комнате. Это была камера предварительного заключения. В ней не было стула, поэтому я прислонился к стене и сполз на пол.

Несколько минут я не думал ни о чём, а потом принялся анализировать свои мысли. Я удивился, насколько я спокоен. Может быть, в глубине души я знал, что мне не суждено остаться в Скеллигарде, или я просто провёл здесь совсем мало времени, чтобы привыкнуть к нему, но больше всего я переживал за Дрейка и Тессу[149].

Мне казалось, прошло несколько часов, прежде чем Гладстон снова позвал меня, но, наверное, на самом деле прошло всего минут двадцать. Он снова заставил меня