Она даже иногда жалела, что в этот список он не включил себя самого. Она бы меньше беспокоилась за него, если бы знала, что он сам хоть немного беспокоится о себе.

– Хорошо, но что если мы победим? – спрашивает он.

– О чем ты говоришь?

– Предположим, ты победишь фейри и убедишь Сумеречных охотников, что не нужна им. Что если все наконец перестанут искать вас с Кристофером, и мы сможем опять быть вместе? Как ты нас найдешь?

Она тогда расхохоталась сквозь слезы отчаяния. Ему всегда удавалось рассмешить ее. Правда, на сей раз он не понял, над чем она смеется.

– Такого никогда не будет, – мягко сказала она. – Даже надеяться не стоит.

– Тогда пойдем в Конклав, все втроем! Отдадим себя на их милость, попросим защиты. Ты же знаешь, они ее тебе предоставят!

Ее смех мгновенно смолк. Сумеречные охотники не знают ни жалости, ни милосердия – кому это знать, как не ей? Она сжала руки так, что стало больно. Все-таки она была очень сильной.

– Никогда, – сказала она. – Никогда не забывай, что Охотники представляют для Кристофера такую же угрозу, как и все остальные. Никогда не забывай, что они собирались сделать с одним из моих предков – а ведь он был их собратом! Они не получат Кристофера! Обещай мне!

– Обещаю. Но только если ты тоже поклянешься.

По-другому никак. Он не сделает того, о чем она просит, не исчезнет навек, если между ними не останется хотя бы одной ниточки. Одной искры надежды.

– То место, где ты впервые сказала мне, кто ты на самом деле, – говорит он. – То место, где ты доверилась мне. Если тебе понадобится помощь, ты отправишься туда. И помощь тебя найдет. Я тебя найду.

– Это слишком опасно…

– Ты не будешь знать, где мы. Тебе не нужно будет самой нас искать. Обещаю, я никогда не стану искать тебя, и Кристофер будет в безопасности. Но ты, Розмари… – его голос словно вцепляется в ее имя, как будто знает, что нескоро сможет произнести его снова. – Если я буду нужен тебе… Я тебя найду.

Прощаться они не стали. Какие между ними могут быть прощания? Только поцелуй, который длится вечность. Только закрытая дверь, молчание, пустота. Розмари опускается на пол, обхватывает колени, молится богу, в которого не верит, чтобы ей хватило сил никогда больше не дать себя найти.

– Я знаю, как его отыскать, – выдохнула Тесса, выдернув себя из Перемены.

Это тоже оказалось тяжелее, чем должно было быть: что-то незнакомое пыталось удержать форму Розмари. На самом деле не такое уж и незнакомое… Что-то щекотало в мозгу, какое-то воспоминание ускользало, не позволяя себя схватить. Она потянулась к нему, почти поймала, но оно вырвалось и пропало.

* * *

Невозможно побывать в Лос-Анджелесе и не навестить Эмму Карстерс. Но Джем напомнил себе, что тем самым может привести смертельную опасность прямо к ее порогу, а этого Эмме и без него хватало. Иногда она напоминала Джему его самого: оба сироты, обоих приютил Институт, а потом отдал в приемную семью; оба всегда вынашивали тайные планы снова исчезнуть. Оба обрели спасение в парабатае… Джем надеялся, что Джулиан смог стать для Эммы тем же, чем для него всегда был Уилл – не просто партнером, а убежищем, домом. Но никто на свете, даже парабатай, не может вернуть утраченное. Даже сейчас в сердце Джема зияла дыра, саднила рана – на том самом месте, откуда когда-то вырвали его родителей. Этой потери не возместить. Так было, когда он потерял Уилла. Так будет, если он когда-нибудь потеряет Тессу.

Утрата – неизбежное следствие любви; боль – неизбежная расплата за радость. Каждому рано или поздно придется выучить этот урок. Возможно, это и называется взрослением. Думая об Эмме, он жалел, что ее детство не продлилось хоть немного дольше. И о том, что не был рядом, когда оно кончилось, тоже жалел. Но ему всегда приходилось укрощать желание стать частью ее жизни холодным подсчетом последствий. Когда он был Безмолвным Братом, то искушал Эмму тем, чего у нее не было, – ее единственной оставшейся семьей, которая, тем не менее, семьей ей быть не могла. Теперь, став Джемом Карстерсом, он бы с радостью взял ее под опеку, да вот только Охотником он уже не был, и если бы Эмма его выбрала, ей пришлось бы отказаться от целого мира. Закон был суров, и слишком часто его синонимом становилось «одиночество».

Скоро, продолжал он убеждать себя. Скоро, когда они с Тессой вернут себе положение. Когда он поможет ей отыскать потерянного Эрондейла, эту частицу Уилла, которой мир Уилла лишился. Скоро, когда опасность минует.

Иногда ему казалось, что это очень непрочные оправдания. Он жил уже почти две сотни лет то в одном, то в другом обличье, и кому как не ему было знать: опасность никогда не обходит стороной. Просто иногда медлит, да и то если очень повезет.

– Ты уверена, что это то самое место?

Тесса снова превратилась в Розмари, и он едва мог заставить себя смотреть на нее. Иногда Джем скучал по холодной отстраненности, которой облекало его (пусть и против воли) Безмолвное Братство: никакие, даже самые бурные чувства не могли достучаться до каменного сердца. Жить без чувств все-таки гораздо проще. Правда, это не жизнь, он и сам об этом знал, но так определенно было проще.

– К несчастью, это именно то место.

В каждом большом городе есть Сумеречный базар, и все они в некотором роде – один и тот же Базар, ветви одного дерева. Разумеется, это не помешало каждому Базару приобрести местный колорит. Особенностями Лос-Анджелесского Базара, насколько Джем мог судить, были: загар, здоровый образ жизни и одержимость машинами. Базар находился в фешенебельном уголке Пасадены, и здесь все сияло, в том числе и его обитатели. Вампиры щеголяли выбеленными клыками, фейри-бодибилдеры – мускулатурой, отливавшей золотом на каждой впечатляющей выпуклости; ведьмы с неоново-яркими волосами торговали самопишущимися сценариями, а ифриты – посверкивающими звездными картами, которые, как оказалось при ближайшем рассмотрении, не имели никакого отношения к астрономии: это были регулярно обновляющиеся карты Лос-Анджелеса, на которых крошечными фотографиями Магнуса Бейна были отмечены места, где колдун, пользующийся славой хулигана, учинил какое-нибудь непотребство (Тесса купила три таких).

Они торопливо пробирались сквозь толпу. Джем втайне радовался, что не нужно больше носить одежды Безмолвного Брата – неизменный отличительный знак. На Базаре всегда царила тревожная, как на границе, атмосфера – возникало четкое ощущение, что правила здесь соблюдаются, только пока их есть кому соблюдать. Фейри открыто резвились с чародеями из Нижнего мира; колдуны вели с обычными людьми дела, которых вообще-то не должны были вести. Понятное дело, Сумеречных охотников тут не жаловали.

Их цель находилась за пределами этого веселого хаоса. Между Базаром и Тенями стояли развалины без окон и вывески. Ничто в их облике не предполагало, что это не просто руины, и уж точно не намекало, что это злачный нижнемирский бар, настоящий «дом вдали от дома» для искателей приключений, для кого даже Сумеречный базар был… недостаточно сумрачным. Джем ни за что не пустил бы сюда Тессу, и уж тем более в облике той, кого Неблагой Двор велел уничтожить. Но с тех самых пор, как они с Тессой познакомились, она никогда ни у кого не спрашивала разрешения.