— Приятно было познакомиться, Макар, но мне придется вас оставить. Нужно ехать домой.

Синий взгляд припечатывает мою щеку, но я не готова его встретить. Отставляю фужер на стол, забираю сумку и наклоняюсь к Андрееву, чтобы извиниться за свой скорый уход. «Мне нужно», — вполне сойдет за пояснение. Не глядя, киваю оставшимся за столом и растворяюсь в шумящем весельем зале.

Глаза мучительно печет, но публичные слезы — непозволительная для меня роскошь. Поэтому я с силой заколачиваю в пол каблуки в попытке заглушить отчаянный крик сердца. Как я могла так вляпаться… Как? Чертов ублюдок добился своей цели: проник в мою кровь. Так больно мне не было даже когда я узнала об измене Димы. Потому что этот синеглазый психопат — это совершенно другое. Я влюбилась в него. Можно сколько угодно отрицать симптомы, но диагноз от этого не изменится: мучительная боль в левой половине груди, потеря ориентации и зацикленная картина того, как выбеленные локоны касаются его лица, не лгут. Я влюбилась в него, влюбилась... Нужно уехать, сбежать, спрятаться. Пересидеть эту агонию. Прижать в груди подушку, чтобы зажать дыру, из которой кровавой рекой хлещут чувства. Как же я пропустила и не поняла? Как?

Я не помню дорогу до дома. Прихожу в себя лишь когда таксист говорит, что мы приехали. Я влюбилась в него… В этого расчетливого психа, который привык манипулировать людьми. Это ли не насмешка судьбы над комфортом, в которому я всю жизнь стремилась? И что мне с этим делать? Чувства еще ни разу не забирались в меня так глубоко. Как мне быть со всем этим дальше? Не представлять, как он трахает эту блондинку, проделывая с ней все то, что и со мной? Чертов ублюдок… Я ведь прекрасно жила без него. А он пришел, когда я совсем не просила, влез в мою жизнь, перевернул ее с ног на голову, растоптал...

Я скидываю платье на пол и залезаю в душ. Смываю яркий макияж, который делала для него, хотя и не желала этого признавать, и пытаюсь отогреться в потоке горячей воды. И что? Теперь так будет всегда? Постоянная борьба за спокойствие и гармонию с собой? Я не хочу так жить. Это не для меня. Ты просто ублюдок, Савва.

Когда я затягиваю пояс махрового халата, в дверь раздается звонок. От его резкого звука кожу пробивает током, и я застываю, глядя на свое запотевшее отражение в зеркале. «Останешься стоять так, или все же пойдешь откроешь? — цинично усмехается голос внутри. — Кто, по твоему, пришел?»

По пути в прихожую я перебираю все возможные варианты того, кого могу обнаружить за дверью в одиннадцать вечера. Соседка, которую я неведомым образом затопила, Ирина, поругавшаяся с мужем, Андреев или поддавшийся ностальгии Никита? Обманываю себя ровно до того момента, как не глядя в глазок, открываю дверь.

На пороге стоит Савва. Он без пиджака, а недавно зачесанные назад волосы сейчас выглядят растрепанными. Тяжело дышит, словно бежал.

Я обнимаю себя руками, набираю в грудь воздуха, чтобы притушить ту бурю, что поднимается изнутри. Она выворачивает меня наизнанку, но я с ней борюсь. Потому что если перестану — попросту расплачусь.

— Почему ты ушла? — глухо спрашивает он, переступая порог.

— Я не приглашала тебя внутрь, — замечаю я, сильнее сдавливая предплечья.

Он выглядит другим. Сейчас передо мной не пресытившийся хозяин праздника, купающийся во внимании высшего света, и не упивающийся вседозволенность эгоист. Сейчас это тот Савва, которого я еще не видела.

— Почему ты ушла? — повторяет он свой вопрос.

Я впадаю в неприсущий мне мазохизм, просто наслаждаясь тем, что причина моих страданий на меня смотрит.

— Предлагаешь наблюдать, как ты поглощаешь фастфуд?

Савва придвигается ко мне вплотную, так что я могу различить малейшие оттенки его запаха: в нем салон Теслы, его парфюм, вечерний воздух, разгоряченная кожа. Ни единого намека на белокурую Барби.

— Ты же знаешь, что я всегда так действую, — отрывисто шепчет он, запуская ладонь мне в волосы. — Иду к цели самыми эффективными путями. Делая больно. По-другому я не умею.

Мне стоит усилий не зажмуриться оттого, сколько облегчения приносит его жадное касание. Словно на загнивающую рану насыпали антибиотик. Словно умирающему от рака вкололи морфин.

— Ты добился своего. Мне больно.

— Знаю. Ты могла меня раздавить, заигрывая с тем мужиком. А за это я бы обязательно раздавил его.

Его горячее тело прижимается к моему, наши почти губы соприкасаются, и все мое существо заходится в нестерпимом желании получить то, что непременно случится через какую-то секунду. Наш поцелуй.

— Я меня не было цели причинить тебе боль.

— Вот странно, да? — ладонь Саввы находит мою и прижимает к груди, где оглушительно колотится его сердце. — Потому что сейчас прямо здесь мне очень больно.

Мне безумно хорошо. Мир вне стен моей квартиры перестал существовать: не имеет значения, темное или светлое сейчас небо, есть ли на улицах люди, какой сегодня день недели и то, что будет происходить со мной часами позже. Важно только "сейчас", когда моя голова лежит на плече у Саввы, тело впитало его пот и его запах, а между ног приятно тянет от наших занятий любовью.

Я его люблю. Эта мысль больше не вызывает во мне безысходности и паники. Не тогда, когда он близко настолько, что ближе быть невозможно, и когда дышит так же тяжело как и я. Я не хочу анализировать свои чувства, не хочу задаваться вопросом, как могу быть счастлива рядом с таким как он - с тем, кто, по его же словам, любит и умеет причинять боль. Голая, запыхавшаяся, с вывернутыми наизнанку эмоциями, я ощущаю себя на своем месте. Сейчас я живу на максимуме: каждая минута, наполненная нами, весит больше, чем год, проведенный порознь.

- Расскажи мне, - говорю я шепотом, потому что громче сейчас не хочется.

- О чем?

Савва не шевелится, взгляд из-под длинных прямых ресниц устремлён в потолок. В свои двадцать девять я впервые полюбила мужчину и будет честно узнать о нем все. Я не хочу зарывать голову в песок, пытаясь приукрасить человека, который смог перевернуть мою жизнь с ног на голову. Савва подослал ко мне бездомного и инсценировал изнасилование, и после этого я все равно лежу на его руке и чувствую себя невероятно счастливой. Я ведь не мазохистка и стокгольмский синдром точно не обо мне. Если после всего этого я чувствую любовь, значит Савва ее достоин. Да, он определённо не такой как все, и я хочу знать, почему.

- Ты сказал, что по-другому не умеешь. Что всегда причиняешь людям боль. Почему?

- Самый эффективный метод получить желаемое, - тихо произносит Савва и, даже не глядя на него, я знаю, что в этот момент он иронично усмехается. - Я тебе говорил.

Я отрываю голову от его плеча и переворачиваюсь на живот. Мне нужно видеть его глаза. Савва должен знать, что я говорю серьезно.

- Ещё ты говорил о фильтрах. Покажи мне себя без фильтров. Сейчас я готова.