Коля поставил машину у подъезда, взял под мышку большого плюшевого медведя, купленного в супермаркете, торт и шампанское в одну руку, цветы — в другую и вошел в подъезд.

Лифт, как обычно, не работал, и, чертыхаясь, Николай направился на лестницу.

Уж какой «гений» придумал этот проект для советского народа — навсегда, наверное, останется тайной. То ли это был человек, совершенно оторванный от нашей реальности, то ли это был великий энтузиаст, верящий в лучшие качества людей, но факт остается фактом — нет ни одного такого дома, в котором лестница была бы не загажена или нормально освещена. Колю, выросшего в Одессе в совсем другом доме, эта лестница всегда выводила из себя — он считал ее как будто специально созданной для пьяниц, шантрапы и насильников. И даже строго-настрого запретил Наташке выходить из дому гулять с Леной, если лифт не работает, а если жена откуда-нибудь возвращалась без него, всегда встречал ее у подъезда.

Вот и сейчас, ступив на лестницу, Николай чертыхнулся — более кромешной темноты трудно было себе представить.

Он осторожно шел, на ощупь пробуя ногой ступеньки и боясь споткнуться со своим бесценным грузом.

На третьем этаже, как он помнил, вчера горела одинокая лампочка, своим тусклым светом отмечая ровно половину пути до квартиры.

Но, поднявшись на третий этаж, Николай увидел, что и эта лампочка «сдалась» напору темноты.

Неожиданно он почувствовал какое-то движение перед собой и, подумав, что сверху спускается кто-то из соседей, отступил в сторону, приветливо произнеся:

— Давайте разминемся осторожно, а то в этой темноте и лбами немудрено стукнуться.

Вместо ответа в лицо ему ударил яркий свет фонарика. Коля на мгновение зажмурился от неожиданности и тут же получил мощный удар ногой в челюсть.

Били сверху, стоя на пару ступенек выше него, поэтому удар получился страшный по силе.

Моментально потеряв равновесие, он кувыркнулся вниз, больно ударившись спиной и головой о ступеньки.

«Эх, черт, торту ведь крышка будет!» — успела промелькнуть у него мысль, пока в тело, в мозг не ворвалась боль, взрывая все изнутри.

Падая, он разбил шампанское, и теперь осколок стекла глубоко вонзился ему в руку, пропоров ее чуть ли не до самой кости. От великолепного букета остался лишь поломанный веник, плюшевый медведь покатился по грязным замызганным ступенькам вниз, а торт-мороженое превратился в месиво.

Нападение было слишком неожиданным, чтобы он успел среагировать, но упав на площадку между двумя лестничными пролетами, Самойленко тут же вскочил на ноги, готовясь отразить, если будет, следующий удар.

Нападавший прыгнул на него. Коля не видел этого, но успел сообразить по движению света. Отскочив в сторону, четким боковым ударом ступни Николай настиг нападавшего, и тот сдавленно ойкнул, выронив фонарик, который тут же погас.

Николай обрадовался — теперь, по крайней мере, они были в равных условиях.

Но уже в следующее мгновение он услышал сверху топот еще нескольких ног. Судя по тому, что эти тоже были с фонариками, надежды на спасение было мало.

Еще раз заехав ногой напоследок по чуть заметной фигуре первого нападавшего, которую, как ему показалось, он сумел разглядеть в кромешной тьме лестничной площадки, Николай отступил на несколько шагов назад, прижавшись спиной к стене и готовясь встретить врага.

Их было двое, да плюс тот, которого Николай успел ударить. Силы, конечно, были слишком неравные.

Коля готов был уже броситься вниз, на улицу, где он хотя бы мог их видеть, но в это время снизу раздались шаги и еще два ярких луча света от фонариков скрестились, ослепляя Николая, на его лице.

В ярости он рванулся вперед, на слепящий свет этих проклятых фонарей, наугад пытаясь нанести удар, но промахнулся. И тогда началось…

Его били долго, старательно и со знанием дела — в лицо, в живот, в пах.

Сначала ему было больно, очень больно. Потом наступила апатия и безразличие, и Коля при каждом ударе затылком о стенку все удивлялся, как это до сих пор не треснула его голова и почему он все еще не теряет сознания. Наверное, тогда бы ему стало легче.

После очередного удара в солнечное сплетение дыхание его вдруг совсем остановилось, он захрипел, перед глазами у него заплясали яркие красные круги, и он провалился в пропасть густой черноты.

В самую последнюю секунду перед тем, как потерять сознание, он вдруг подумал:

«Ну вот, теперь уж я точно испортил людям весь день рождения!..»

Он пришел в себя примерно через полчаса.

Голова раскалывалась, глаза, все лицо его от ударов распухли, ноги и руки не слушались совершенно, и он с трудом соображал, где он и что с ним.

Идти он не мог, а потому, сжав всю свою волю в кулак, пополз по лестнице, благо до пятого этажа оставалось всего каких-то четыре лестничных пролета.

На их преодоление ему потребовалось десять минут — он все время посматривал на чудом уцелевшие часы, ведь в голове, как будто застряв, билась лишь одна мысль о том, что ему надо успеть на день рождения дочери.

Наконец он дополз до своего этажа и, преодолев балкончик, соединяющий лестницу с лифтовыми площадками, дополз до дверей предквартирного тамбура.

Новый район — это не только неухоженная территория, проблемы с транспортом и нехватка объектов соцкультбыта. Новый район — это и ежедневные квартирные кражи, когда под маркой перманентных вселений-выселений можно спокойно и не торопясь вынести, помимо традиционных золота и денег, телевизор, холодильник и даже мебель.

Поэтому практически все, получая квартиру в новом доме, стараются, объединившись с соседями, отгородиться от внешнего мира — железные двери тамбуров стали в наших новых микрорайонах совсем не редкостью.

Похожую дверь поторопился установить со своим соседом Петром Павловичем, директором маленького авторемонтного кооператива, и Николай Самойленко, боясь больше не за имущество, а за спокойствие и безопасность своих любимых женщин — Наташки и Леночки.

Теперь эта проклятая железная дверь, обтянутая дерматином, возвышалась над ним неприступной крепостной стеной, вдруг превратившись из защитницы его дома в непреодолимое препятствие на пути к нему.

Шансов встать хотя бы на колени, чтобы вытащить из карманов брюк ключи и отворить тугой замок, у него не было никаких.

И все же, цепляясь ногтями за дерматиновую обивку, Николай попытался добраться до замка, но лишь понапрасну истратил последние остатки сил, снова потеряв сознание.

Очнулся он от пронзительного женского крика.

Он с трудом открыл глаза — над ним кричала жена Петра Павловича.