— А, какой там секрет! — махнул рукой Александр, пряча фотографии обратно в карман. — И в Приднестровье был, и в Абхазии. Теперь вот уже год там.

— Да… И много платят?

— Две-три штуки баксов в месяц имею. Иногда и гонорары случаются.

— Гонорары?

— Ну, премиальные за выполнение особо важных заданий или за особенные успехи.

— Не слабо!

Коля вдруг сообразил, что ему в руки сам приплыл замечательный сюжет еще про один способ современного добывания денег, и теперь пытался как можно больше выудить у парня, в то же время боясь ненароком спугнуть его.

Но, похоже, Александру и самому не терпелось выговориться.

— Нормально. По крайней мере, хату и машину себе через годик здесь купить смогу.

— А ты сам-то из Минска?

— Из Любани. Слышал о таком райцентре?

— Да, конечно, слышал, — соврал зачем-то Коля, но тут же поспешил исправить ситуацию:

— Правда, сам там никогда в жизни не бывал.

— А и не надо. Что там смотреть?

— Тебе виднее:

— Слушай, давай еще? — вдруг предложил Александр, кивая на бутылку, и Николай поспешил согласиться, надеясь, что алкоголь сделает их беседу более непринужденной.

— А как ты все-таки туда попал? — спросил журналист, когда они выпили.

— Приехал из Абхазии. Там меня просто задрало уже торчать — не платят ни хрена, а вони выше крыши… Короче, сижу себе дома, в Любани, тут приезжает братан один давний, служили когда-то вместе…

— Десантура?

— Дзержинская дивизия, слышал?

— Конечно.

— Короче, приезжает, туда-сюда, базары пошли. Мол, что да как. А я, говорит, в «дикие гуси» подался. Неплохие «бабки» теперь зашибаю. Был я, говорю, уже и гусем, и уточкой. Пять тысяч долларов за три года сэкономил, после пьянок и гулянок, а башку прострелить могли раз пятьсот. Нет, говорю, мне такие игры уже надоели.

— Правильно! — согласился Николай, постаравшись кивнуть как можно более «пьяно», логично рассудив, что будет, наверное, лучше, если Александр не заметит, что он никогда не пьянеет, всегда оставаясь трезвым.

— А он мне — не там, земеля, деньги зарабатывал. На Балканы ехать надо. В общем, базары у нас несколько дней про всю туфту шли, потом он меня уговорил.

— Значит, за сербов?

— Мне-то по хрену все это — лишь бы платили. Я тебе так скажу — эти штучки с православием да мусульманством — один треп. Теперь я это точно знаю, а тогда только чувствовал. Там просто война за деньги да за землю. Кто у кого больше отхапает и кто больше на этом поимеет… Тебе вообще это интересно?

— Ну конечно… — Коля постарался не выдать, как заинтересован он в этом разговоре.

— Тогда давай еще по одной. Бог ведь троицу любит, правильно?

— Давай!

— Короче, договорились мы с этим корешом вместе туда податься. Он как раз уже должен был возвращаться после отпуска. Сделал я документы, взяли билеты, у поезда московского должны были встретиться…

— А что, туда поезда ходят?

— Нет, я ж тебе по-русски объясняю, не врубаешься ты, что ли? — укоризненно покачал головой захмелевший Александр. — Отсюда надо ехать поездом до Москвы, а уже оттуда в Белград лететь самолетом.

— Понял теперь.

— Прихожу, короче, на поезд — стоит мой кореш, сопли жует: какие-то у него проблемы с визой возникли. Ешь твою, думаю! Чего я там один, найду?

— В натуре.

— А он — давай, двигай, в Белграде я тебя нагоню, у меня тут работы на два дня от силы. Я тебе дам телефоны одного департамента, правительственные люди там сидят — тебя встретят, устроят, все как положено будет. А я приеду — в часть вместе добираться будем, не боись.

— И ты поехал?

— А чего мне терять? Поехал!

— И как?

— Обалдеть. Прилетаю, значит, беру такси в аэропорту, еду в город. Стоит блок-пост. «Документы давай!» Показал. «Иностранец! Шпион! Мы с тобой сейчас разберемся!» Это я и без перевода понял.

Хватают меня под руки да в тюрьму местную. Тюрьма — сдохнуть можно, конечно.

— Чего, суровая?

— Да подвал обыкновенный в доме жилом, правда, там никто не живет уже давно… Пару клеток-комнатушек отгородили — камеры сделали, называется.

— И что дальше?

— Я третьим стал в нашей камере. Сидел там уже один румын, который, как и я, за каким-то хреном в эту чертову страну приперся. И местный, серб, который куда-то там какое-то оружие переправлял — я толком и не разобрался, чего он натворил, но за что-то его посадили. Трое суток сижу — на хрен никому не нужен, никто со мной и не думает разбираться. А кормят, как собак, сдохнуть можно.

— Плохо небось совсем было, да? — с сочувствием поинтересовался Николай, окидывая взглядом их уставленный закусками стол.

— Ты знаешь, что такое бобовая каша?

— Наверное, представляю.

— Ни фига ты, Коля, не представляешь. Только не обижайся, потому что я и сам до поры до времени не думал, что такое можно людям давать.

— Так что ж там, Саша, за каша такая страшная была, господи?

— Представь — сербы бобы потолкут, кипяточком зальют — жрите, господа. Бля!

— Ты это… не расстраивайся особо. Все прошло уже. Давай лучше еще по пятьдесят — для поправки настроения. И закусим, — предложил Коля, — тут у нас, слава Богу, не бобовая кашка по-сербски.

— Ты прав.

Они снова выпили, и Александр продолжил повествование, по ходу дела аппетитно закусывая:

— На четвертые сутки приходят двое… А, стой! Забыл рассказать. Меня, как в камеру сунули, обыскали не очень старательно — куртку, штаны протрясли, а в тенниске, в нагрудном кармане, две сигареты «Бонд» в мягкой пачке не заметили. Я их достал, серб откуда-то из угла вытащил спичечный коробок — сидим, курим, балдеем. Румыну тоже предлагали затянуться, так тот отказался. И вдруг двери камеры открываются, вбегает наш охранник — злой-презлой!

— За курево?

— Ну! Да как звезданет мне по голове дубинкой! Короче, сигарета в одну сторону, я — в другую. Дубинка по касательной прошла, так мне показалось, что ухо в трубочку скрутилось и тут же раскрутилось. Болит — не могу прямо. А он, не останавливаясь, с разворота, сербу — прямо по морде. Я уж думал, тот сигарету и проглотит.

— Бляха, сука, а?

— Не, ты самый смех-то послушай. Мы, так сказать, за дело получили. А румын, козел, курить же отказался — сидел весь такой примерный и на нас осуждающе смотрел. Так охранник, «повоспитывав» нас, постоял-постоял, посмотрел на румынскую рожу — да как звезданет и ему, для профилактики! — громко рассмеялся Александр, и Николай, представив эту невеселую в общем картину, искренне поддержал смехом своего нового знакомого. — Так эта сука румынская на нас так обиделась, что совсем с нами разговаривать перестала.