Иметь такое расписание экспедиции — одно удовольствие. Уточнять пришлось только две даты. Во-первых, 6 февраля, когда мы отбывали из Антарктики. Во-вторых, как ни покажется странным, наше прибытие в Гамбург —12 апреля. Как нашему корабельному командованию, невзирая на отвратительную погоду и прочие происшествия, удалось установить верные даты с точностью до часа, для меня до сих пор остается загадкой.

Южная Джорджия! Мы действительно очень сильно хотим оказаться там, чтобы расширить наши познания об островах полярных морей Южного полушария. Кроме этого Крауль хочет пропустить по стаканчику виски с живущими там его старыми приятелями. Виновницей того, что этот великолепный план сорвался, была «неистовая Паула». Океанографические и биологические «станции» были важнее нашего любопытства. Однако погода не была слишком любезной по отношению к нам. Постоянно штормило, моросило. Корабль изрядно болтало на волнах. Мы, считавшие себя уже «старыми морскими волками», полагали, что были приучены ко всему. Однако истинным потрясением это стало для наших «пиккельвинен». Именно таким мелодичным словом живущие в Кейптауне буры называют пингвинов.

Итак, пиккельвины! Они не понимают, что происходит, и не знают, как им быть. Почва у них уходит из-под ног. Когда палуба поднимается со стороны носа, то они падают назад. Однако вскоре ее вздыбливает со стороны кормы, и они наклоняются вперед. В самых критических случаях они должны семенить мелкими шажками.

Между тем внимательный читатель мог заметить, что наши пиккельвины с момента их счастливого прибытия на корабль воспринимаются нами как дети. Их берегут как зеницу ока. Ничто не тревожит нас больше, чем самочувствие наших любимцев. Тому есть примеры.

Было воскресенье. Полные неясных надежд, мы сидим за столом для завтрака. Поскольку у нас день отдыха, то утренний кофе подается на полчаса позже, а это значит, что сони могут подольше поваляться на койках. Наконец все в сборе. Появляется со своим традиционным для воскресенья вопросом Малызка: «Что предпочтете? Яичницу-болтунью, глазунью или яйца всмятку?» Однако в то время, когда мы направлялись в Кейптаун, он изменил своей коронной фразе. Он стал говорить: «Господин Икс, надеюсь, вы тоже не будете против, если яйца на этот раз будут отданы пингвинам. Вы же знаете, как им тяжело сейчас приходится». Хитрец умеет правильно подобрать слова и сделать акценты. Он произносит фразу, вворачивая в нее слово «тоже». В итоге у господина Икс возникает ощущение, что он был единственным из восьмидесяти двух человек, который придерживался абсурдной мысли, что он имел право потребовать яичницу, а не отдать яйца пингвинам. Малызка чувствовал себя ответственным за судьбу наших протеже. Складывалось впечатление, что это были его питомцы, которых он должен был воспитать и вырастить. Интонация его голоса была такой, что во многих случаях ему не требовалось даже заканчивать фразу, чтобы, само собой разумеется, получить утвердительный ответ. Обычно ему предлагалось сготовить яйца любым удовлетворяющим пиккельвинов способом.

Имелся лишь единичный случай, когда один участников экспедиции позволил себе проявить редкостный эгоизм, утром воскресного дня съев яичницу. Я не буду называть его имени, так как имеются реальные опасения за его жизнь, поскольку возмущенные читатели могут его линчевать. Его очень сложно винить за эту крохотную слабость. В любом случае это не повод, чтобы написать его имя на доске позора или сообщать о его поступке в общество по защите животных. Его извиняет также то обстоятельство, что он всю ночь провел с распахнутым иллюминатором, через который того и гляди норовило ворваться море. Возможно, эти потрясения надломили его характер!

Наши научные «станции» находились точно на нулевом меридиане. По большому счету было совершенно безразлично, на каком градусе долготы осуществлять подобные исследования. Нулевой меридиан отличался от всех остальных 359 меридианов только тем, что по общей договоренности он являлся именно таковым. Для нас же было очень важным сделать что-то вроде продольного среза Антарктики и Южной Атлантики, на основании которого затем можно было бы делать определенные выводы. Не менее важным также являлось то, чтобы научные «станции» располагались как можно ближе друг к другу. При вычислении их плотности мы должны были достигнуть компромисса между временем, которое имелось у нас в распоряжении на обратное плавание, желанием половить рыбу каждые два часа и мерзейшей погодой, которая задерживала нас на каждой из «станций» намного дольше, чем это было необходимо. В один из дней мы решили схитрить и, чтобы сэкономить время, решили одновременно провести замеры Паульсена и Барклея. В итоге тросы с термометрами Паульсена под дном корабля запутались с сетями Барклея, что стало для нас жутчайшей проблемой. «Экономия времени» обошлась нам слишком дорого.

Золотая середина составляет приблизительно 150 морских миль, а это значит, что на протяжении от края шельфовых льдов до Кейптауна нам надо сделать тринадцать остановок.

К сожалению, проект с Южной Джорджией закончился провалом. А мы хотели порадоваться этому настоящему антарктическому острову, на котором мы могли бы пройтись по твердой земле. Конечно, этот остров был «землей без радостей», но здесь водились киты и морские львы. По крайней мере, такого мнения придерживаются некоторые из нас…

Итак, взрослый морской слон может весить до 60 центнеров. Имеется множество описаний того, как дюжинами убивались эти большие животные, которые дремали на солнышке. И все ради их толстых пластов жира. Куски жира были настолько огромными, что на траулерах их свешивали на канатах в воду, чтобы таким образом транспортировать. Кроме этого на Южной Джорджии водились почти все антарктические птицы, начиная от альбатросов и заканчивая пингвинами. Поморники, большие птицы с темно-коричневым окрасом перьев, нисколько не боятся человека. В некоторых случаях они могут даже пикировать на него. Рассказывают байку о том, что одного матроса, который упал в воду и хотел добраться вплавь до суши, поморники заклевали до смерти.

Однако своей славой Южная Джорджия обязана другим животным. Это — киты. На острове имеется пять предприятий по переработке китового мяса, что объясняет запах, постоянно висящий над Южной Джорджией. Смрад рыбьего жира непроницаемым облаком висит над гаванью, над маленькими деревянными домами, он проникает во все окна, двери, щели. По запаху можно определить, что корабль приближается к главному населенному пункту острова — Грютфикену. Между тем Крауль рассказывает увлекательные истории о жизни и нравах островитян. Он жил здесь долгое время во время мировой войны, тогда и выучился китобойному делу.

Но, как уже говорилось выше, к великому нашему сожалению, нам пришлось отказаться от посещения этого удивительного острова. Вместо этого нам приходится слушать визг «неистовой Паулы», с которой в ревущих сороковых широтах управляться становится все сложнее и сложнее. «Ревущие сороковые» лежат между 40° и 50° южной широты. «Ревущими» их окрестили еще старые мореплаватели, которые с великим почтением относились к этим негостеприимным местам.

Между тем я возобновляю практику «интервьюирования» участников нашей экспедиции. Мне по-прежнему интересно, что пережил каждый из восьмидесяти двух человек, прежде чем по трапу поднялся на борт «Швабии». С великим прискорбием я должен сообщить, что на корабле имелись умельцы, которые очень ловко уклонялись от моих вечных расспросов. Видимо, когда-то давным-давно они стянули столовое серебро, а теперь боятся проболтаться об этом в приступе откровенности. Когда я неторопливо прогуливаюсь мимо «кафе «Лот»», то замечаю там сидящего у радиоприемника Брунса. Он явно бездельничает. Теперь ему не выкрутиться. Вы попались, любезнейший Брунс!